— Здравствуйте, товарищ!
— А где старик-то? — спросил Ваня Куркут-ский. — Пошто не стретил гостей?
— Он в вечности, — ответил Теневиль.
— Какомэй! — горестно воскликнул Ваня Кур-кутский. — Доспел-таки? Помер-то старик! Ушел сквозь рблака, по ейным понятиям. Теперь обитает при северном сиянии. Как он умер-то? — спросил по-чукотски.
Теневиль коротко рассказал все.
— Своею смертию от старости помер, — сообщил Ваня Куркутский остальным. — А кто теперь эрмэчин?
— Все сообща, — ответил Теневиль и предложил: — Давайте сначала распряжем собак, посадим на цепь, чтобы к оленям не убежали. Поедим горячего.
— И то верно! — отозвался Ваня Куркутский. — Намерзлись мы, в палатке матерчатой ночевали пять дней в пургу.
Берзин вошел в чоттагин кочевой яранги и почувствовал, что здесь совсем не так, как в жилище Тымнэро в Анадыре. Не было прочного устоявшегося запаха тюленьего жира и псины. Воздух был свежий, нагретый ярко пылающим костром. Женщина тихо произнесла:
— Еттык.
Маленький мальчишка высунулся из полога и с любопытством уставился острыми глазенками на приезжих.
— Значит, вы говорите, что стадо теперь общее? — спросил через учителя Берзин.
Теневиль кивнул.
— Но есть кто-то главный в стойбище?
— Армагиргин передал мне, уходя сквозь облака, и стадо и судьбу людей, — ответил Теневиль. — И люди просили меня быть главой стойбища, но олени принадлежат всем.
— Выходит, вы нас опередили, — усмехнулся Берзин. — А тут ничего удивительного нет. Идея общего, владения богатством, стадами, заводами, землями живет в недрах человеческого сознания вечно, особенно у неимущих. В том и мудрость Ленина, что он извлек эту идею и создал из нее науку революции. Переведи это — товарищу оленеводу, — попросил Берзин Михаила, Куркутского.
Учитель замялся.
— Трудно это переводить…
— Ну, хотя бы в общих чертах.
Михаил Куркутский попытался, но Теневиль понял одно: приезжие одобряют его действия. На душе стало легче, а тут еще приспела с деревянным корытцем, наполненным свежим оленьим мясом, Раулена.
Гости принялись за еду.
Некоторое время в чоттагине слышалось только чавканье, хруст разгрызаемых костей. Подошли каюры, присоединились к трапезе. В чоттагине было холодно, но понемногу, по мере того как люди насыщались, становилось теплее. Pay-, лена подала в чашках горячий олений бульон, с огорчением сказала:
— Чаем не можем угостить — нету его у нас уже с год. Сами соскучились по нему.
Ваня Куркутский быстро поднялся и, выходя из яранги, весело сказал хозяйке:
— Ставь большой чайник! Заварка у нас есть. За чаепитием Михаил Куркутский рассказал о переменах в центре Чукотского уезда, о советской власти.
Теневиль слушал и не верил своим ушам. Неужели это и впрямь могло случиться?
— Милюнэ научилась писать и читать по-тан-гитански, — сообщил в заключение Михаил Куркутский.
— Какомэй! — только и могли произнести изумленные Раулена и Теневиль.
Большой сход стойбища Теневиля собрали в старой яранге Армагиргина.
— Товарищи! — начал Берзин и подождал, пока Михаил Куркутский произнес уже ставшее знакомым «тумгытури». "Надо бы в следующий раз самому произнести это слово — "тумгытури", — подумал Август и продолжал: — Заря новой жизни взошла над Чукоткой. Советская власть установилась в Анадыре. Власть перешла к тем, кто работает, кто пасет стада, добывает уголь, кто охотится. Что такое советская власть? Это власть народа. Она идет от мудрости всех людей. Советская власть сегодня — главная власть на всем протяжении от Петрограда до Дальнего Востока. Нас послал ревком, чтобы помочь вам избрать новую, справедливую форму правления… Товарищи, у кого какие будут предложения в состав нового Совета?
Поднялся старый пастух Номо. Опершись на гнутый отросток оленьего рога, используемого как снеговыбивалка, он начал медленно:
— Мы рады, что наступило время новой жизни на всей земле, где живут люди… Такое мы слышали только в древних сказаниях как несбыточное, невозможное. И вот оно случилось. Значит, не одни мы думали об этом! Когда нам сказал наш Теневиль, что стадо будет общее, мы поначалу не поверили ему… Ты, Теневиль, не обижайся. Наверное, он чуял, что жизнь идет к этому… У нас нет другого человека, который мог бы быть во главе новой власти, кроме Тене-виля…
— Кэйвэ! Кэйвэ! — раздались одобрительные голоса.
Берзин повернулся к Теневилю и сильно сжал его правую руку в своем кулаке.