Выбрать главу

Музыкальный ящик возбудил у Милюнэ любопытство и страх. Когда крутили ручку, внутри Что-то поскрипывало и стонало. Из широкой трубы вылетал хриплый женский голос.

Что же будет дальше с ней?.. Еды, точнее остатков от хозяйского стола, было куда больше, чем она могла съесть. Она припасла мятую жестянку, куда складывала остатки, чтобы передать Тымнэро. Вспоминались голодные годы на берегу большой реки, думалось о будущем, о завтрашнем дне, когда начнется все сначала — тяжелые ведра с водой, стирка, черный пачкающий уголь, зола, при легком дуновении летящая в рот и ноздри… А что же дальше? Что будет дальше?

Слезы накатывались и тихо капали на лоскутное одеяло, о котором еще несколько дней назад Милюнэ не могла и мечтать… Но что дальше?

Вдруг Милюнэ почудилось, что кто-то вошел в кухню. Это был хозяин. Он ощупью пробрался к котлу с талой водой, зачерпнул ковшом и долго пил, икая и кряхтя.

Напившись, сунул ковш в котел. Легко звякнула жесть.

Милюнэ, сердцем чуя опасность, смотрела на хозяина сквозь полузакрытые глаза.

Тренев быстро оглянулся на дверь и шагнул к лежанке. Милюнэ вся напряглась, задержав дыхание.

Тренев подбирался все ближе. Спасительное одеяло, отделявшее Милюнэ от хозяина, сползло на пол. Самое противное было то, что Тренев пытался лизнуть в губы, обдавая запахом перегара, пищи, табака. Тошнота подступила к горлу Милюнэ, наполнила рот горечью.

— Ах ты рыбья душа!

Тренев так и застыл, словно неожиданно прихваченный морозом.

Милюнэ почувствовала, как Агриппина Зиновьевна изо всех сил ударила мужа.

Сжавшись в комочек, Милюнэ ожидала своей доли наказания. В лучшем случае ей придется расстаться с местом.

На восходе солнца Агриппина Зиновьевна, утомленная, охрипшая от ругани, уснула.

Глава четвертая

В отношении снабжения товарами и продовольствием Чукотка в 1917 году опять была отдана на откуп американским капиталистам Камчатский областной комиссар телеграфировал краевому комиссару Русанову, что в качестве снабженца Чукотки может быть рекомендован Олаф Свенсон. В 1917 году Свенсон завез на Чукотку товаров и продовольствия на сумму 5 784 доллара.

ЦГАДВ

Ранним утром Милюнэ разбудил глухой взрыв.

Будто сдвинулась сама земля, весь низменный правый берег Анадырского лимана, на котором располагались дома Ново-Мариинского поста.

Наскоро одевшись, Милюнэ выбежала из дома.

К лиману с криком бежали люди:

— Пошел лед! Лед тронулся!

Большие торосы, грядой возвышавшиеся у самого берега, шевелились, терлись друг о друга, валились и двигались, ровняя галечный берег, подхватывая с собой всякий мусор — тронутые ржавчиной жестяные консервные банки, пустые бутылки, обрывки тряпок, куски облезлой шерсти, олений волос, собачье дерьмо — все, что было спрятано под снегом.

Освобождение Анадырского лимана ото льда значило, что по-настоящему кончилась полярная зима, пришло короткое, но долгожданное лето с кораблями, новыми людьми, новостями, газетами годичной давности, но все же газетами, и новыми товарами… Через месяц начнется страдная пора на Анадыре-реке — путина, великая рыбная ловля.

Комитет общественного спасения распределил участки между промышленниками и владельцами сетей.

Сооне и Грушецкий остались при прежних рыбалках, хотя требовали отведения новых участков. Тренев осторожно намекнул другу, что нынче не время спорить и требовать.

Мир и спокойствие воцарились в анадырском комитете после отъезда Каширина. По-прежнему собирались у Тренева, играли в карты и обсуждали будущее Чукотки.

Милюнэ тайком от хозяйки бегала к Тымнэро.

— Самая главная еда у них называется котлет… Для приготовления берут мясо, срезают кости, а потом кусками суют в железную машинку навроде челюстей. Глотает машинка это мясо, жует, а с другой стороны выпускает…

— Что ты говоришь, Милюнэ? — Тынатваль сморщила в брезгливой гримасе лицо.

— Это правда! — уверяла Милюнэ. — С другой стороны машинки выходит измельченное мясо. Разве только без дурного запаха.

— И как нутро у них не выворачивает от такой еды! — осуждающе замечала Тынатваль.

— А то есть у них другая чудная еда — длинная, как веревка, а изнутри пустая, макарон называется, — продолжала Милюнэ.

Как не хотелось уходить из яранги, но надо было — Агриппина Зиновьевна не любила, когда Милюнэ надолго отлучалась.

Обычно после ухода поздних гостей Милюнэ мыла посуду, и слушала жаркие споры хозяйской четы. Она уже кое-что понимала и догадывалась, что Агриппина Зиновьевна попрекала своего мужа. Тренев защищался и, кажется, оправдывался.