— Слабовата оказалась колчаковская власть, хлипковата, — заметил Берзин.
— Сегодня нам спать не придется, — деловито сказал Мандриков. — Надо составить воззвание, телеграммы, утром собрать первое легальное заседание ревкома..
Булатов нес на руках Милюнэ. Она очнулась на свежем воздухе и испуганно спросила:
— Это ты, Булат?
— Я, я, Машенька, я…
— Как было больно и страшно! — Милая, милая…
Милюнэ чувствовала, как на ее побитое лицо падают горячи, слезы. Слезы попадали на распухшие губы, в рот. Соленые, как вкус крови..
— Милый Булатик, как хорошо, что ты пришел!
— Машенька, наша взяла! Наша советская власть теперь на Чукотке!
Они вошли в дом, и Булатов осторожно положил Милюнэ на кровать. Она хотела сесть, но он придержал ее ласково, поцеловал в разбитые губы.
— Булат, как я рада, что ты успел… Ты очень хороший!
Тымнэро запряг собак и поехал на лед Анадырского лимана.
Сначала направил упряжку вдоль берега, мимо торосов и мимо здания уездного правления, по реке Казачке поднялся вверх. Скользнув глазами по длинному приземистому дому, задержал взгляд на крыше. Над ней на шесте развевался на легком морозном ветру большой лоскут красной материи. Раньше такого не было.
Возле бани Тренева из проруби брал воду Ермачков.,
— Чего лоскут на крышу повесили? — спросил Тымнэро
— Оннак, ты ничего не знаешь? Власть ночью взяли большевики! — ответил Ермачков. — Советская власть нынче у нас!
Тымнэро посмотрел на красный флаг и вдруг сказал изумленному Ермачкову:
— Так вот кого искали в моей яранге! — И повернул упряжку обратно.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава первая
"Товарищи далекого Севера, люди голода и холода, к вам ббращаемся мы с призывом присоединить свой голос и разум к общему голосу трудящихся России и все-} го мира. Да здравствует коммунистическое равенство! Долой капиталистов, спекулянтов!
Бледный рассвет пробился сквозь подернутое льдом окно.
Мандриков поднял голову от стола и посмотрел на Берзина. Тот сидел на стуле, крепко привалившись к спинке, и спал.
Берзин, словно почувствовав его взгляд, пошевелился.
— Август! — окликнул его Мандриков. Берзин мотнул головой и с трудом открыл глаза.
— Извини, совсем отвык от своего имени, — улыбнулся виновато.
— Вот уже новый день пришел… — Мандриков подошел к окну. — А знаешь, Август, именно с сегодняшнего дня и будут считать начало новой жизни на Чукотке — с шестнадцатого декабря ты-сяча девятьсот девятнадцатого года!
Несмотря на трудную ночь, Мандрцков был возбужден. Он мысленно видел огромные пространства тундры: на север — до мыса Дежнева, на юг — до Камчатки, на запад — до Якутска, на восток, — до Америки… На этом пространстве вполне может уместиться Европа… И вот сегодня они решили судьбу этой земли..
— Будем составлять воззвание! — сказал Мандриков, возвращаясь к столу. — Надо найти такие слова, чтобы они дошли до каждого сердца.
— Мне казалось, что самое трудное — взять власть, — сказал Берзин. — И вот мы ее взяли!
— Удержать и укрепить власть — вот что будет посложнее. Подвигайся к столу!.. N
Когда вошел Кулиновскии и громко стукнул прикладом об пол, они почти закончили воззвание.
— На радиостанции ждут. Все приготовили, вызвали Петропавловск, Охотск, Якутск… Предупредили…
— Воззвание будем передавать после утверждения ревкома, — отозвался Мандриков.
В комнату уже собирались члены ревкома: в эту морозную ночь никто не ложился спать.
— Пока народ собирается, надо привести Громова — пусть передаст денежные средства, — решил Мандриков. — Под расписку, как полагается.
Анадырская тюрьма была огорожена высокой стеной из дерновых пластов. Часовой узнал своих и пропустил во двор.
При скудном свете керосиновой лампы Берзин разглядел лица арестованных, и тотчас на него обрушилась лавина голосов:
— Почему нас до сих пор не накормили?
— Пусть пришлют" адвоката! Адвоката прошу!
— За незаконный захват власти вы еще поплатитесь!
— Тихо! — крикнул Берзин. — Кто тут еще толкует о законности? Вы все арестованы законно, на основании постановлений Советской республики, именем революции!
Только Громов молчал. Он жестоко страдал с похмелья и жадно пил холодную, натаянную из речного льда воду.