Побольше бы холода! В холоде — властьНад сонной ордой иноверцев.И орден — змеиный рентгеновский глазНа месте, где теплилось сердце.
НОВАЯ ЛИТАНИЯ
Я собираю сны исподтишкаВ котомку глаз, но вскидывая веки,Теряю их, как шило из мешка,И не найду, и только отсвет некийВсе льнет и льнет к поверхности вещей.Я постепенно ночь с ладоней смою,И словно ненароком и вотще,Я в день с его бодрящей кутерьмоюВойду. Священник так заходит в храм.И, словно в незнакомые иконы,Я посмотрю в оклады грязных рамС продолговато-узкого балкона.Я отпускаю в матовый зазорСвоей судьбы окрашенные срезы.С аорты счистив умершего сор,Я обнаружу зрячее железо.Оно поет, вибрирует; оноЦелует лед в глазах моих наперсниц.И я брожу в остуде затяжнойСтупенчатыми выводами лестниц.Не выход — вывод. Далее — везде.Отмерен такт, но снова мерь, и дальше,Пока в молебнах утренней звездеНе различишь едва заметной фальши.Иная метафизика теперь.Я пью из тростникового надломаСоленый стон, смакую след потерь.Тонка лучей лиловая солома.Я ненавижу, мыслящий тростник,Всего лишь то, что вырос ты из тины.Как сладко мне кристаллы вечных книгРасслаивать в зеркальные пластины,Чтоб видеть в них себя, еще себя,Опять себя — нагой обломок неба.Манжеты, словно четки, теребя,Я сам себе — единая потреба.И я умею камень расколоть,И влить в него останок рваный света.Но болью разлинованная плотьКак шов, на смысл накладывает вето,И ставит подпись — дымом всех святынь,Которые, как выяснилось скупо,Ее не оценили и в алтын,Ославив как «подвижный образ трупа».И вот оно — во многом так и есть.Не Воскресенье, но могилы вскрыты.И не звучит архангельская лесть,А лишь свиной щетины о корытоШершавый повторяющийся звук,И ритм совокупления, и только.Но разорвав смыкающийся кругОтчаянным и страшным взглядом волкаЯ вырвался. Я взял в себя расщеп.Я смерть держу на поводке коротком.И вот она выпрашивает хлеб,В мои зрачки заглядывая кротко.
МОРЕСТРАННИК
Леди, скажи — куда мне теперь вернуться?Город мой стерт времени поцелуемДаже со стекол памяти. Не согнуться —Значит — сломаться. Я же еще балуюС ветром, рассветами… Считывать камня речиСлухом досель глухонемой ладониЯ научился. Чей не поймешь предтеча,Нет! — при царе Горохе тире ГвидонеШтатный Гомер на половину ставки,Вещий Боян, а может, не шибко вещий.Коллекцьонирую пуговки, камилавки,И непредметное, — типа, узоры трещин.Леди, ну впрямь, сколько же это можно? —Карты, причалы, боцман сердит, как бука,Пьян, как свинья… А в сундуке дорожномЧерный квадрат бывалого ноутбука,Пара дискет, пара рубашек, стертыхСтиркой настолько, что поползли волокна.Печень шалит, и по ночам аортаПадает как девяносто восьмые «окна».Все тереблю «Физики» том поджарый,Заинтригован вчуже, но буду краток:Раз переезд приравниваем к пожару,Что же в итоге вырос объем манаток?Ветхий диплом почетного ОдиссеяТак утешает, особенно в качку если…Бурю пожну, — ветер на совесть сеял.Впрочем, не жалуюсь. Тихо скончаться в креслеВ этом, понятно, нет никакого стиля,Вкуса, изюминки, я бы сказал, нюанса.У Дон-Кихота, кореша из Кастилий,Ведать пиаром взялся какой-то ПансаЕсли судить по подписи к пресс-релизуС подзаголовком «Победа над группой мельниц».Вишь, у испанцев, знамо, свои капризы.Мне б разобраться с тазиком полотенец…Город приморский скис в межсезонной прели.Месяц еще в море не выйдет судно.Как симбиоз торговца и менестреля,Я проволучке даже и рад подспудно.Я по салонам — об Абеларде, Юме,Люмен, феномен, тэта, опять же, дзета…А между тем, перец сыреет в трюме,Палуба в кружево вредным жучком изъета.Все к одному — не избежать ремонта.К маю просохнем, купим шелков на сдачу.Смертной чертой линия горизонтаПеред глазами заново замаячит.Леди, скажи, зачем ангелицу пленаНапоминаешь, шахматы к битве строя,Ту, что как звали, так и зовут — Елена,Из-за которой сгорела родная Троя?Греки ошиблись, — вовсе Парис не умер,Тот, кто проник в Эдем, наплевав на правоДоступа… Дальше — сатира, она же — юмор,Перец, матросы, «Windows», вау, браво…Леди, скажи — куда мне теперь вернуться?Город мой стерт времени поцелуемДаже со стекол памяти. Не согнуться —Значит — сломаться. Я же еще балую….