И, протолкавшись сквозь ряды ротозеев, собравшихся полюбоваться на человеческую казнь, Луана забралась в ожидавший её вдалеке от шумихи флаер, скрючилась на заднем сидении и разрыдалась. Не было сил даже протянуть руку к панели управления и набрать координаты на навигаторе, только сжимать подтянутые к груди ноги и реветь по-детски, уткнувшись носом в колени.
Луана и сама не знала, кого оплакивает она сейчас. Дезмонд был жив – и в то же время Дезмонд был почти что мёртв. Промелькнувшая было надежда ножом резанула по груди и исчезла.
Один за другим всплывали в памяти образы тех дней, что они провели вместе. Тех дней, которым никогда уже было не повториться. Тех дней, которых у неё не могло быть вместе с Анрэем.
Луана плакала. Она не плакала в детстве, когда строгостью и порядком её приучали к мысли, что она всегда будет лишь дополнением для избранного её отцом, что у неё никогда не будет воли, как нет и не может быть желаний. Луана поверила не сразу, потому что то, что вбивали в голову учителя, никак не сходилось с тем, что чувствовала она сама. Желания были. И пусть Луана не принадлежала к числу тех, кто мечтает о власти и славе, она всё же мечтала о том, что проведёт жизнь рядом с любимым, а не рядом с тем, кого навяжет ей отец.
Луане были отвратительны смотрины и сватовства, которые бесконечно устраивались для неё. Отвратительны были балы, где на неё смотрели как на дорогой товар, где женихи оценивали её, а отец и братья старались продать подороже. Она мастерски избавлялась ото всех, позволяя двойственной славе плыть за ней шлейфом – самая дорогая жемчужина дома Мело - и в то же время супруга, которую всегда отвергали.
Когда Луана увидела Дезмонда, эта встреча показалась ей судьбой.
Что-то вспыхнуло в сердце и больше уже не угасало. Впервые за долгие годы Луана ощутила себя живой. Дезмонд стал её жизнью. Стал тем, кому Луана готова была отдать себя без остатка. И она сделала бы так, если бы не клятвы, данные отцу. Если бы только и тогда удалось обмануть отца… Но убедить его променять герцога Аркан на сомнительного изгнанника было невозможно, как невозможно было для Луаны ослушаться отца.
Говорят, чем выше взлетишь, тем больнее падать. Луана ощутила смысл этой фразы во всей её полноте, когда оказалась в ледяных равнодушных руках Анрэя Аркан.
Не было с ним и тени того пламени, что согревало Луану в каждую её встречу с Дезмондом. Анрэй был спокойным и собранным, правильным до отвращения и разумным, как навигатор аэромобиля. Его прикосновения казались Луане касаниями змеиного хвоста – руки Анрэя скользили по коже, тут же исчезая, но от того лишь вызывая новый всплеск отвращения.
Луана подозревала, что эти муки она внушает себе сама. Она изо всех сил старалась быть вежливой и обходительной, изо всех сил старалась представить, что Анрэй - её супруг, но даже когда над висками её держали брачный венец, он казался лишь раскалённым обручем с шипами, обращёнными внутрь.
Луана думала, что она властна над собой, но оказалось, одной-единственной власти у неё не было – власти полюбить. День ото дня она сама превращалась в ледышку, впитывая бесконечное спокойствие мужа, и в конце концов перестала чувствовать. Где-то глубоко в горле залёг тугой комок невыплаканных слёз, но Луана так старательно загоняла его внутрь, что была уже уверена в том, что никогда не выпустит эти слёзы наружу.
В эти секунды она ненавидела Дезмонда – ненавидела за то, что он пробудил в ней столько разных чувств: от любви до боли и сожаления. Ненавидела за то, что ни одному из этих чувств не было места в жизни Луаны, за то, что для Луаны существовало одно только слово «долг».
Она должна была принести семье союз с домом Аркан. Никто, кроме неё, не мог бы сделать это в доме Мело. И никакая боль не могла бы стать оправданием того, что она лишает весь свой дом возможности получить заслуженные титулы и заслуженное признание в совете. Так говорил отец. Луана не могла позволить себе верить или не верить. Она могла лишь соглашаться, так учили её с самых ранних лет.
Луана всё ещё плакала, когда дверца флаера отползла в сторону, впуская внутрь её супруга. Она тут же стремительно промокнула слёзы шёлковым платком и постаралась спрятать в тени покрасневшие глаза.
- В резиденцию Ордена, - отдал Анрэй приказ, и флаер тронулся с места. Анрэй на супругу не смотрел. В этом не было ничего необычного, как и в том, что Анрэй не поинтересовался её состоянием. Сам Анрэй воспринял арест Дезмонда всё с тем же ледяным спокойствием, которое наполняло всю их совместную жизнь.
Луана прижалась виском к стеклу и смотрела, как мелькают за окном стены небоскрёбов. Флаер набирал высоту, пока не выбрался, наконец, на уровень висячих садов. Теперь пейзаж был более жизнерадостный, зато солнце здесь палило с новой силой.
- Кондиционирование шестнадцать градусов, - отдал Анрэй приказ, в унисон попавший в мысли Луаны. На супругу он по-прежнему не смотрел.
Луана чувствовала, что Анрэй злится, но не могла понять, на что. Не могла понять, какой смысл злиться теперь, когда дело сделано. Почему-то Луана была уверена, что Анрэю не впервой убивать и видеть смерть. Они никогда не говорили о службе Анрэя в Ордене – как не говорили вообще ни о чём, что не касалось их совместной жизни – но эта служба представлялась Луане постоянным построением на плацу. Никогда от Академии Дезмонда не веяло таким холодом и такой обречённостью, как от тех мест, где Луане теперь приходилось бывать вместе с Анрэем.
Анрэй не любил резиденции дома Аркан, хоть они и были на всех планетах, которые супруги посещали вместе. Он всегда останавливался в штабных квартирах Ордена, где не было ни единого лишнего предмета в интерьере - только стальные стены и пластиковая мебель без декоративных элементов.
Луана не могла бы сказать, что скучала по роскоши. Она пресытилась ею уже давно. Но от безликих апартаментов адептов Ордена веяло смертью или, вернее, отсутствием жизни. Не таким представляла Луана свой брак даже в самых страшных своих помыслах, когда она думала о том, что ей всё же придётся просто выполнить долг перед семьёй. Даже думая о таком будущем, она видела роскошные апартаменты великих домов, прислугу и хоть маленькую, но свободу. В случае, если её брак стал бы простым расчетом, Луана резонно надеялась, что не будет пользоваться особым вниманием супруга. Тот поселит её где-нибудь вдали, а, может, и в своём доме в столице, и будет навещать изредка или даже просто присылать приглашения на торжественные церемонии. От таких образов тоже веяло тоской, но в них был смысл, потому что в таком браке Луана всё равно была бы по-своему свободна. Она лишилась бы своей главной мечты - мечты о любви, но обрела бы спокойствие и уют. И этим прогнозам, как и всем, не суждено было сбыться.
Анрэй брал Луану с собой всюду. Оставлял её одну лишь тогда, когда сам был занят на службе. Служба стала главным словом в их семье, прибавившимся к уже знакомому Луане слову «долг».
Будто в довершение этой бесконечной пытки Анрэй не переставал одаривать Луану драгоценностями и нарядами, более чем навязчиво показывая, что только такой он и хочет видеть супругу – с вплетёнными в волосы драгоценными камнями, такими тяжелыми, что к вечеру от них болела шея, и такими колючими, что даже сквозь локоны они царапали кожу. С дорогими браслетами на тонких руках, от которых наутро невозможно было поднять запястье. Луана чувствовала себя единственным декоративным элементом в этих серых пустых квартирах, рождественским деревом, от которого не требовалось ни слов, ни мыслей – только вечная неувядающая красота.
Даже сейчас, находясь с ней плечом к плечу, Анрэй не замечал слез, которые снова хлынули из покрасневших глаз Луаны. Луана старалась сдерживаться, но не могла – горло душили рыдания, и ей оставалось лишь надеяться, что её всхлипы не слишком нервируют мужа. А Анрэй сидел с гордо поднятой головой и глядел в лобовое стекло. Лицо его оставалось бледным, и ни единое движение мускулов не выдавало его мыслей.