Анрэй был счастлив почти три дня, вплоть до той секунды, когда явился призрак прошлого, никогда не существовавший Галактион, и вырвал законную добычу из цепких лап смерти.
Анрэю оставалось только сжимать кулаки — и Анрэй сжимал их, выжидая возможности отомстить. И теперь, когда вся мелкая мразь, вся шваль с Окраин должна была погибнуть в небе над Нимеей вместе со своим главарём, никакая сила не заставила бы Анрэя вступить в этот бой на стороне Империи.
Анрэй сел на кровать позади Луаны и опустил кончики пальцев ей на плечо. Луана вздрогнула, и Анрэй тут же отдёрнул руку — инстинктивно.
— Собирайся, — сказал он, — мы улетаем.
Анрэй ждал, что Луана станет спорить. Он надеялся на это, потому что это означало бы, что Луана всё же жива.
Луана кивнула. Встала и направилась к шкафу.
***
Энира Тарди встретила Анрэя тишиной и ледяным холодом. Он оставил Луану на яхте, хотя расставание далось с трудом — в сложившейся ситуации Луана казалась жемчужиной, которую в любой миг могли похитить.
Сам же он прошёл в зал собраний и остановился у стены. Анрэй не любил привлекать к своей персоне лишнего внимания и редко выступал. Куда надёжней было добиваться своих целей тихо.
Зал постепенно наполнялся приглашёнными — Хонестум и Юдиктус заняли свои места. Третий сегмент круга, предназначенного для магистров, пустовал. Анрэй, как и все здесь, знал, для кого он предназначен.
— Инэрис не будет присутствовать, — огласил вслух его собственные мысли Хонестум.
— Надо полагать, вы будете говорить от неё? — в голосе Юдиктуса слышался яд.
— Если нам понадобится её голос, мы выберем третьего из числа мастеров.
— Да будет так, — Юдиктус кивнул.
Он провёл ладонью в воздухе, и на полу в центре зала возникла голограмма освоенной галактики.
— Война, которой мы ждали, началась, — продолжил Юдиктус, обходя изображение по кругу. — Мы всегда знали, что однажды порядок императрицы перестанет быть выгоден целям Ордена. Я считаю, что этот день настал. Вы хотите возразить, Хонестум?
Хонестум, судя по лицу, возражать не хотел. Но, будто отыгрывая заранее оговорённую роль, всё же произнёс:
— Если Безымянный достигнет своей цели, человечество может погибнуть. Мы можем не соглашаться с Императрицей, но мы должны признать, что сохранение жизни — наша цель.
— Верно, — Юдиктус остановился, заложив руки за спину, — и мы выполним свою цель. Пусть ослабнут силы Безымянного. Пусть падёт режим Императрицы. Тогда настанет срок и нам вступить в бой. Мы дадим отпор врагу и объединим остатки человечества. Мы построим тот порядок, который завещали нам предки.
Хонестум негромко крякнул. Теперь уже, кажется, он в самом деле говорил то, что хотел сказать:
— В этом случае нам придётся сражаться на два фронта. С Безымянным и с его врагами. Мы не готовы к этому бою. Не сейчас.
— Вы просто не хотите вступать в этот бой, — Юдиктус посмотрел на Хонестума в упор.
Анрэй прищурился, пытаясь уловить направление, куда вёл этот разговор. Будучи одним из посвящённых в тайны Ордена, он знал, кто и зачем ведёт эту войну. Знал, что цели Безымянного заходят намного дальше, чем просто уничтожение Империи. Но, чтобы узнать остальное, у него не хватало доступа, и потому ему странно было, что магистры ведут свой недоступный пониманию посторонних спор вот так открыто. Была ли это часть игры, или они в самом деле не могли решить что-то между собой? Анрэй не мог понять.
— Достаточно, — оборвал Хонестума Юдиктус. — Мы с вами в самом деле так и не договоримся. А третий магистр снова пренебрег своим долгом. Как всегда.
— Хорошо, — согласился Хонестум. — Выбираем третьего. Я считаю, что должен быть избран тот, кто сможет говорить от лица Империи. Я предлагаю наследника дома Фэроу.
— Я согласен, что третьим должен быть тот, кто сможет представлять Империю. Но я не вижу в зале вашего протеже.
Хонестум с недоумением обвёл взглядом зал. Свет слепил глаза, но даже сквозь него можно было разглядеть, что Каллена Фэроу в зале нет.
— И, если мы оба согласны, я предлагаю временно включить в состав конклава единственного присутствующего представителя Великих Домов.
Анрэй вздрогнул, когда десятки взглядов обратились к нему. Ничем не выдал он всколыхнувшейся по всему телу волны адреналина — лишь поклонился коротко, сложив руки в церемониальном жесте смирения и произнёс: