И хотя эти и подобные им протестные движения так и не привели к существенным политическим переменам, их влияние достойно внимания. Известный историк 1960-х годов Тодд Гитлин заметил: “Кардинальные перемены в общественных дискуссиях, на которые в давно минувшие шестидесятые ушло немало времени – потребовалось три года, чтобы люди заговорили о кровопролитной войне, недостаточном благополучии, ущербной политике и невыполнении демократических обещаний, – в 2011-м совершились за три недели”{16}. С точки зрения скорости, степени воздействия и новых форм горизонтальной организации движения “Оккупай” обнажили ослабление некогда принадлежавшей традиционным политическим партиям монополии на средства, с помощью которых члены общества выражают свои надежды, претензии и требования. “Арабская весна”, начавшаяся в 2010 году на Ближнем Востоке, и не думает заканчиваться: более того, она продолжает распространяться на новые страны, причем отголоски этих волнений ощущают авторитарные режимы по всему миру.
Как было сказано выше, практически то же самое происходит и в мире бизнеса. Мелкие, никому не известные компании из стран, рынки которых только-только стали свободными, умудряются обскакать, а то и вовсе перекупить крупные мировые корпорации и престижные бренды, которые лидеры отрасли создавали десятилетиями.
В геополитике мелкие игроки – будь то “маленькие” государства или негосударственные образования – получили новые возможности: налагать вето, вмешиваться, менять направление и препятствовать объединенным усилиям крупных держав и многосторонних организаций, таких как, например, Международный валютный фонд. Вот лишь несколько примеров: Польша наложила вето на планы государств-участников ЕС по сокращению выбросов парниковых газов, Турция и Бразилия пытались сорвать переговоры крупных держав с Ираном о ядерной программе, дипломатические секреты США были опубликованы на сайте WikiLeaks, фонд Билла Гейтса перехватил у Всемирной организации здравоохранения лидерство в борьбе с малярией, а содержание переговоров по вопросам торговли, климатических изменений и многим другим быстро становится достоянием общественности.
Эти новые и обретающие все большее влияние “мелкие игроки” существенно отличаются друг от друга – как и сферы, в которых они соперничают. Общее у них одно: чтобы добиться известности, уже не важен размер, масштаб деятельности, история и сложившаяся традиция. Они знаменуют собой появление нового типа власти (назовем ее “микровластью”), у которого прежде было мало шансов на успех. В наши дни, как будет показано далее, факторы, влияющие на перемены в мире, в гораздо меньшей степени связаны с соперничеством между суперигроками: скорее, эти факторы зависят от возвышения тех, кто обладает микровластью, и от их способности бросить вызов суперигрокам.
Упадок власти не свидетельствует о том, что суперигроки вымирают. Влиятельные правительства, крупные армии, большой бизнес и престижные университеты столкнутся с небывалыми ограничениями, но своего значения не утратят, и их действия и решения по-прежнему будут иметь вес. Но не тот, что раньше. И не в той степени, в какой им хотелось бы. И уж точно не так, как они ожидают. Может показаться, что утрата сильными прежней власти – сплошное благо (ведь власть развращает, не так ли, однако их ослабление может спровоцировать нестабильность, беспорядки и неспособность решать сложные задачи.
В следующих главах мы рассмотрим, как усиливается упадок власти, несмотря на тенденции, которые, на первый взгляд, свидетельствуют об обратном: “возвращение гигантов” и спасение “стратегически важных компаний” в конце прошлого десятилетия, постоянное увеличение военного бюджета Соединенных Штатов и Китая, а также все увеличивающееся различие в доходах и материальное неравенство. Упадок власти – куда более важное и масштабное явление, нежели поверхностные тенденции и изменения, о которых в настоящее время спорят аналитики и высокопоставленные чиновники, определяющие государственную политику.
16
Todd Gitlin.