- Как о чём? О вашей работе, о ваших подвигах, о том, как вы за одну ночь скрытно от противника сумели наладить больше десятка переправ через Чёрную речку, о том, как по этим переправам наши войска пошли в наступление и так далее. Короче говоря, о подвиге саперов.
- Да какой там подвиг, Глеб, нормальная работа. Вот кто под огнём по этим переправам в атаку шёл, вот это подвиг, а мы что, нарубили гатей да мостков заранее, ночью втихаря к берегу приволокли, на воду спустили, меж собой связали и всё, переправа готова.
- Кому положено и о тех, кто в атаку пошёл, напишет, а у меня конкретное редакционное задание - написать о боевых буднях сапёров. А уж есть в этих буднях подвиг или нет, это пусть читатель решает. По мне так война - это вообще один большой народный подвиг.
- А вот тут ты брат, не прав. Конечно, народ поднялся и жизней своих не жалеет - это факт, но ведь и сволочей разных хватает, которые после первого же выстрела лапки вверх поднимали, и к немцу в плен шли. Или того хуже, своим же ребятам в спину стреляли, чтобы трусость их не заметили. А сколько нечисти обрадовалось, когда немец пришёл. Раньше они как все были: на собрания ходили, руки поднимали, в ладоши хлопали, а сами тихо Советскую власть ненавидели. Ненавидели и боялись. А сейчас обрадовались, повылазили из нор, немцу прислуживают, сапоги лижут. А ведь тоже народ, как не крути.
- Да, Семён, война она, как зеркало волшебное, отражает не внешность человека, а сущность. И фактов, о которых ты говоришь, из истории не выкинешь. Но не всех на это подлость душевная толкает, кого-то может и страх сломать, и голод, и другая какая нужда.
- Ты что же оправдываешь их что ли!?
- Нет, конечно, просто я понять пытаюсь, почему для одних война обычной работой становится, с ежедневным риском, грязью, потом и кровью, а для других - это ступенька в карьере, кормушка. Почему один за товарища жизнь готов отдать, а другой - чтобы свою спасти сотню чужих не пожалеет?
- Да ты, брат, философ, вон какими вопросами задаёшься, - Семён усмехнулся и потянулся за фляжкой, - тут без ста грамм и не разберёшься.
Достал вторую кружку, разлил. Я безропотно выпил и жадно зажевал спирт тушёнкой. Пережёвывая вкусное, пахнущее лаврушкой и перцем мясо, вдруг поймал себя на мысли, что не ел с самого утра. Миска вчерашней каши, наспех съеденная в лагере, ещё в том, моём времени, уже давно рассосалась, а может, и вообще там осталась, чёрт эти хронополя разберёт, а в этом времени перекусить как-то недосуг было.
Семён, видимо, уловив мой плохо скрываемый интерес к тушёнке, хлопнул себя по лбу:
- Вот голова садовая, вместо того, чтобы гостя накормить, я его спиртом да байками потчую. Погоди.
Он вскочил со скамьи, потянулся было к одному из спящих бойцов, потом махнул рукой, бросился куда-то вглубь землянки, чем-то погремел и вскоре вновь появился в круге света с котелком в руках.
- Сиди тут, я скоро, - жестом остановил мои так и не сорвавшиеся с губ возражения и выскочил из землянки.
Пока Семён отсутствовал, я потихоньку приходил в себя от случившегося и выслушивал очередную нотацию Хроника:
- Ты очень сильно рискуешь. Твои высказывания и современные тебе взгляды на сегодняшнее положение дел идут в разрез с официальной пропагандой, с тем, что им тут изо дня в день вдалбливают в головы: абсолютную неприязнь и классовую ненависть к врагам Родины всех пород и мастей. То, что ты сейчас говорил, пытаясь оправдать предателей, не что иное, как антисоветская пропаганда. И прадед твой сейчас не на кухню побежал, а к особисту. Сейчас вернётся и сдаст тебя, и правильно сделает, кстати.
- Да ладно тебе, Хроник, ну что такого я сказал, чего он сам не знает?
- А знания тут совершенно не причём. Знать про себя и говорить вслух это совершенно разные вещи. Я бы порекомендовал тебе сейчас всё бросить и возвращаться назад.
- С ума сошёл! Я его только-только нашёл, ещё, можно сказать, ничего не успел, а ты предлагаешь сматываться!?
- Да ты ничего и не успеешь. Завтра утром, максимум к полудню, если ты отсюда не уберёшься, время тебя уничтожит. Ты в этом времени чужой: инородное тело, проникшее в здоровый крепкий организм, и организм этот тебя или отторгнет, или погубит. Выбор, сам понимаешь, не в твою пользу.
- Да понял я, понял. Ты говорил уже. Только уж отведённое время я по полной использую. А ты следи за мной и дай знать, когда срок придёт.
Семён вернулся минут через пять. В правой руке краюха ржаного хлеба, в левой - парящий котелок.
- Вот, супцом гороховым разжился. Со штабного котла, между прочим, не просто гороховый, а с мясом, - лицо Семёна лучилось самодовольством и неподдельной гордостью. Словно не суп, а звезду с неба для любимой достал.
Эх, знал бы ты, дед, для кого за супом бегал! Меня вдруг захлестнула такая волна теплоты и нежности, что захотелось встать, обнять его и не отпускать больше. Странное чувство к человеку, которого встретил полчаса назад. Хотя полчаса, как и многое в этой истории, штука относительная. Виделись мы с ним всего полчаса, а вот знал я его гораздо дольше. Заочно, так сказать. И жизнь его, и весь боевой путь до самой гибели я знал досконально, не хуже самого Семёна, пожалуй. И всё-таки, чувство это было странным и очень сильным. Настолько сильным, что я с трудом усидел на месте.
- Ты чего это, Глеб, на меня как на красну девицу пялишься.
- А, не обращай внимания, - я с трудом взял себя в руки, - это профессиональное. Нужно максимально глубоко погрузиться в тему, вжиться в ситуацию, изучить объект, главного героя, так сказать.
- Ха, это ты меня уже в главные герои определил?!
- А почему нет? Кто лучше тебя введёт меня в курс, расскажет о вашей жизни, работе, познакомит с людьми?