- Забудь про месяц, у тебя только сутки, если не меньше. С прадедом встретишься и домой.
- Ладно, я понял.
- Тогда переодевайся.
Форма мне подошла практически идеально, хотя у военной одежды есть одно замечательное свойство: она совершенно не критична к точному соблюдению размера. Плюс-минус пол-лаптя всегда можно спрятать, как в лишней складке за ремнём, так и в сапогах. Что касается самих сапог, то тут мне повезло. Размер ноги со Звягинцевым у нас оказался одинаков. Не без внутреннего содрогания пришлось их стянуть с покойника, но я как-то на удивление легко справился с задачей и с самим собой. С портянками проблем не возникло, намотал более-менее уже со второго раза. Руки вспомнили. Зря что ли два года долг Родине отдавал. Армия, чтобы там сейчас про неё не говорили, единственный институт, способный за столь короткий строк сделать из пацана - вчерашнего школьника настоящего мужчину, привив ему не только ответственность и способность принимать серьезные решения, но и кучу полезных бытовых навыков, не говоря уже о навыке владения оружием. Не дай бог, конечно, чтобы навык этот когда-нибудь в жизни пригодился, но как факт, все-таки душу греет и некую уверенность вселяет.
- Ну-ка покажись? - прозвучало в голове.
- В смысле?
- Помести меня перед собой, так чтобы я мог тебя увидеть целиком.
Я установил хронолифт на камень и сделал шаг назад. Постоял немного, не зная, что ещё делать, потом повернулся вокруг оси и развёл в сторону руки.
- Ну как?
- Годится. Только форма слишком чистая. Ты ведь под бомбёжку попал, должен был, как минимум, испачкаться.
Я потёрся спиной о стену пещерки, собрал в ладони немного земли и тщательно испачкал ею гимнастёрку и галифе.
- И фуражку надо бы найти, - проговорил удовлетворённый проделанным Хроник.
- Где-то там возле машины должна быть. Сейчас выйду, поищу.
- Кстати о машине. Как ты в неё попал?
- Понятно, как: руку поднял, проголосовал за развитие советского автотранспорта и попал.
- А вот и не угадал. Просто так в машину, тем более военную, тем более в прифронтовой полосе, ты попасть не мог. Попутчиков брать запрещено. Если так скажешь, мигом в особый отдел попадёшь.
- Тогда скажу, что в Путиловской комендатуре подсадили.
- Годится. Только посмотри его документы, если не сгорели. Не факт, что он ехал именно из Путилова.
- Тогда я пошёл.
- Подожди! Последнее. Спрячь меня в планшет, я включу режим маскировки.
Экран подёрнулся рябью и мгновенье спустя я держал в руках не компьютер - чудо будущих технологий, а старую семейную фотографию в деревянной слегка потёртой рамке. На фото молодая женщина, сидящая на стуле, а за спиной и немного сбоку мужчина в шинели и будёновке.
- Это "твои родители" - Звягинцевы Егор Петрович и Анна Андреевна. Они погибли в первые дни войны. Хранишь в рамке как память. Это фото - всё, что осталось от вашей московской квартиры после бомбёжки. До обыска дело, я думаю, не дойдёт, но если что, то весьма правдоподобно. Я всегда с тобой на связи буду, помогу если что. Старайся меньше говорить, больше слушать, привыкай к современным манерам и правилам. Вспомни армейскую службу. С тех пор мало что изменилось. Ну, если что, ссылайся на головную боль и лёгкую контузию. Но не переусердствуй, а то отправят в госпиталь и с прадедом повидаться не успеешь. И ещё, вернуться обратно ты в принципе можешь из любой точки, но оптимальный вариант - это возврат отсюда. Придёшь, заберёшь всё своё, а эти вещи оставишь здесь и прыгнешь в свое время. Ни к чему плодить хронопарадоксы, разбрасывая в прошлом вещи из другого времени. Но самое главное запомни правило: хроноагент - это артист, хамелеон, он самая серая мышь среди серых мышей. Он есть, и его нет, он сливается с окружающим его социумом так, что сам начинает верить в свою к нему принадлежность. На это способны не многие, этому годами учат. У тебя такой подготовки нет, поэтому будь крайне осторожен.
Я аккуратно раздвинул ветви, прикрывающие вход в пещерку, и прислушался. Вокруг стояла невообразимая тишина. Даже не верилось, что где-то тут неподалёку в километре друг от друга притаились две армии, русская и немецкая, готовые по приказу рвануться в атаку, чтобы сшибиться друг с другом лоб в лоб, чтобы порадовать "костлявую" новыми подданными. Ибо ей плевать, на каком языке говорили они при жизни. Ей безразлично, кто из них прав, кто виноват. И только она способна примирить эти две враждующие силы. Потому что не язык любви, а лишь язык смерти одинаково понятен всему живому на этой планете.
***
Как ни жаль было времени, но не похоронить водилу я не мог. Одежда на нём сгорела полностью, документы практически тоже. А вот медальон солдатский не пострадал. "Дубровский Владимир Григорьевич, ефрейтор, призван на службу Харьковским военкоматом в июле 1941г." С первых дней войны, почитай, за баранкой.
Вытащил труп бойца из кабины и уложил на обрывок брезента, укрывавший некогда груз. Ха, легко сказать вытащил, уложил. Пробовали когда-нибудь тащить пусть не труп, а просто человека без сознания. Тяжёлая, расслабленная аморфная масса, норовящая вывернуться из рук. За тело ухватиться практически невозможно, руки и ноги свободно выкручиваются, не оказывая сопротивления. Остаётся только хвататься за одежду. А тут труп, да не просто труп, а труп обожжённый. Остатки гимнастёрки расползались на лоскуты, обнажая истерзанную осколками и огнём плоть. Плоть, покрытая корочкой чёрного обугленного мяса, источающего отвратительнейший запах палёного. В общем, тело из машины я вытащил с трудом. Единственное, что меня поразило, это моё собственное состояние. Ни тебе брезгливости, ни тебе рвотных позывов, которых можно было бы ожидать в подобной ситуации. Ничего. Будто я каждый день только и делаю, что с трупами вожусь. Видимо, стресс и адреналин полностью погасили во мне все нормальные человеческие реакции, присущие моменту, оставив место только деловому отстранённому прагматизму.