Недалеко от искорёженного дубка я выкопал могилу и опустил тело. Сверху насыпал небольшой холмик и воткнул кусок ќќќќќќќќќќќќмашины, на котором как смог нацарапал: "Дубровский Владимир Григорьевич ефрейтор 01.09.1942." Хотел было вырезать крест, но вспомнил вдруг строчку из Высоцкого: "На братских могилах не ставят крестов...", и ничего более вырезать не стал. Да и не успел бы, даже если бы захотел.
Где-то за поворотом послышался звук приближающейся машины, и вскоре рядом со мной, заскрипев тормозами, замер чёрный ГАЗ-М1. Правая передняя дверь распахнулась и оттуда, наставив на меня ствол ППШ, появилась фигура в военной форме:
- В чём дело, лейтенант?
- Попали под бомбёжку, товарищ майор, - разглядел я две шпалы у него на петлицах, - самолёт немецкий разбомбил.
- Представьтесь, лейтенант, как положено, - майор смотрел строго, если не сказать сурово.
- Лейтенант Звягинцев, военный корреспондент газеты "Боевое знамя". Направляюсь по спецзаданию редакции в расположение 771 сапёрного батальона.
- Хорошо изображаешь гражданского тюфяка, кое-что слышавшего об армейских порядках, - раздалось у меня в голове, - кстати, майор не простой, это адъютант командира армии генерал-лейтенанта Старикова.
- Откуда знаешь?
- Я же с тобой в контакте, и все что видишь ты - вижу я. Сравнил с базой данных и узнал.
- Ваши документы, лейтенант, - майор меж тем не сводил с меня настороженных глаз, а заодно и зрачка автомата.
- Пожалуйста, - я вынул документы из нагрудного кармана и протянул их майору. По спине пробежала противная капля холодного пота. Вот сейчас майор в два счета распознает только что испеченную липу, ППШ изрыгнет пламя вместе с кусочками свинца, и кончится моё путешествие во времени, так и не успев толком начаться.
Однако Хроник, видимо, хорошо знал своё дело, потому что, изучив бумаги, майор удовлетворённо кивнул и, возвращая мне документы, кивнул в сторону остова машины.
- А где водитель?
Я сделал шаг в сторону, открывая взору майора свежую могилу.
- Ефрейтор Дубровский погиб смертью героя, на боевом посту, так сказать, - я протянул майору все остатки документов водилы. - Тело сильно обгорело, вот всё что осталось...
- Хорошо, - ствол наконец-то опустился в землю, и взгляд майора не то чтобы потеплел, а так..., слегка подтаял.
- Ну что там, Михаил Иванович? - в приоткрытую правую дверь "эмки" показалась голова мужчины лет пятидесяти. Округлое, но не полное лицо, с жёсткими складками возле губ, глубоко посаженные глаза, кажущиеся ещё более глубокими из-за густых чёрных бровей, щёточка коротко стриженых усов и гладко выбритый череп, - классический образец суровой мужественности. Разглядев три звёздочки на петлицах, я понял, что это сам командующий 8-й армией генерал-лейтенант Стариков Филипп Николаевич.
- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, - я вытянулся во "фрунт" и дёрнулся было отдать честь, но вспомнил, что на голове нет фуражки, а "к пустой голове руки не прикладывают", остановил движение, - лейтенант Звягинцев, корреспондент газеты "Боевое знамя".
Майор протянул ему мои документы. Стариков раскрыл командировочное предписание:
- Как там Константин Анатольевич? Давно его не видел.
- Твой главред, - тут же подсказал Хроник.
- Жив-здоров, товарищ генерал-лейтенант, весь в работе, даже ночует в редакции.
- Елена ругается, небось, - генерал-лейтенант улыбнулся, однако смотрел в глаза внимательно и серьёзно.
- Жена Елена и сын Олег погибли зимой сорок первого. Эшелон с эвакуированными попал под бомбёжку, - делал своё дело Хроник.
- Его жена и сын погибли, товарищ генерал-лейтенант, ещё зимой в сорок первом. Вы действительно давно не виделись.
- Извини, лейтенант, я должен был проверить. Садись, доедешь с нами до штаба, там сдадим тебя с рук на руки капитану Ермолаеву, комбату сапёров. Ты ведь к нему едешь.
- Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Я должен написать статью о сапёрах, обеспечивших форсирование речки Чёрной.
- Ну и поехали, - совсем уж как-то по-простецки улыбнулся вдруг генерал-лейтенант и приглашающе распахнул дверцу машины, из которой он, кстати, так и не вышел, чтобы не пачкать свои щёгольски начищенные сапоги.
В салоне пахло кожей, бензином и ещё чем-то резким и знакомым. Вспомнив глянцевые сапоги генерала, я угадал и запах: гуталин или вакса, уж не знаю, чем они тут сапоги чистят. Эмка ходко побежала по раздолбанной лесной дороге, то и дело переваливаясь и подпрыгивая на ухабах. Если бы не мягкое из натуральной кожи сиденье, пассажиры смогли бы в полной мере вкусить все прелести прифронтовой дороги. Впрочем, то, что было в новинку мне, для остальных моих попутчиков было само собой разумеющимся. Подпрыгнув на очередной кочке и ударившись о потолок машины, я вызвал покровительственную усмешку генерала:
- Как там Москва, лейтенант?
- Держится, товарищ генерал-лейтенант. Сейчас немного полегче стало. После нашего контрнаступления город оживает. Объявлен план реэвакуации, заводы в столицу возвращаться начали, - старательно дублировал я Хрониковы подсказки, - а знаете, товарищ генерал-лейтенант, в июне из ворот восстановленного завода "Компрессор" вышли первые "Катюши", на Коломенском машиностроительном собрали два бронепоезда. Москва вновь занимает передовые позиции на трудовом фронте.
- Ну что же, это замечательно, - перебил мое излишне патетическое выступление Стариков, - а как люди-то, верят в победу?