Блестящий, без единого шва, вечносплавовый шар приемника, пристроенный на трехколесной тележке рядом с остальной аппаратурой, вызывал тихое любопытство ассистента-энцефало-графиста Сигура. Тихим его любопытство стало после того, как Лейф намекнул, что устройство это имеет огромную важность и церкводарство на разглашение тайны посмотрит очень косо. Прием подействовал отменно: Сигур клялся и божился, что не обмолвится и словом.
Лейф снял кимографы, отнес ленты на стол и развернул. Верхние линии его не интересовали — там отображались общеизвестные волны. А вот нижняя линия, жирно прочерченная недавно замененным пером, заняла внимание Лейфа почти на час, несмотря на то что тренировка позволяла ему читать пики и провалы графика, как книжные строки. Перед ним лежали мысли Даннто, то, о чем не догадывался никто.
К концу этого часа Лейф оторвался от ленты и тяжело вздохнул.
Не этого он ожидал, совсем не этого. Когда в sanctum sanctorum[5] KXB Лейф впервые увидал мыслеприемник, он воспринял новинку со щенячьим энтузиазмом. Чтение мыслей? Достаточно нацелить неощутимый луч на голову подозреваемого, считать и усилить едва заметные семантические волны, чтобы узнать все секреты чужого мозга?
Стать богом?
Ха-ха.
Для начала студенту пришлось усвоить, что под всем врачам известными альфа-, бета-, гамма-, эта-, тета- и йота-волнами лежат сигма-волны — иначе говоря, семантические. И натренированный взгляд может соотнести эти колебания со словами. При небольшой тренировке и наличии визора, разделяющего линию записи на отдельные элементы, человек мог выделять из синих зазубрин энцефалограммы звуки и понятия.
А с опытом приходило умение читать запись, просто ведя взглядом по нарисованным пером кимографа горам и долам.
Читать? Не совсем. Мыслеприемник, как быстро обнаружил Лейф, легко воспроизводил лишь слова, если в них оформлялась мысль. И все. Каракули на бумаге не передавали ни интонации, ни чувств, ни внутренних ощущений — отвращение, раздражение, похоть, любовь или скука оставались закрыты для машины. Она не смогла бы определить, голоден человек или пялится на проходящую мимо красотку. Впрочем, произнеси человек про себя: «О Предтеча, я с голодухи готов скунсову задницу смолотить!» или «Ох ты, какие ножки!», машина добросовестно уловила бы эти слова и записала бы на бумаге.
Но что, если этот человек любуется пиками Альп, но его ощущения не выражаются словами?
Господь Бог с мыслеприемником видит вместо разборчивых слов неясные иероглифы, называемые в обиходе статикой.
В колледже КХВ Лейфа учили, что волны, соотносимые с определенными звуками, называются логиконами, или словоформами.
И тогда молодому доктору Баркеру пришло в голову поискать символы для остальных образов.
Он не нашел ничего — вернее, машина не могла воспринять то, что он искал. К предвиденной фантастами телепатии мысле-считка имела весьма отдаленное отношение — скорее пародия на нее, насмешка над надеждами человечества.
Вы читаете фразу — и она обрывается на полуслове, а слово — на полузвуке. Пауза, которую вы видите, наполнена напряженными раздумьями, но человек чаще думает образами, чем словами, а машина способна читать лишь слова. Крохотные островки смысла окружены на ленте океанами пустоты.
В течение десяти лет пользуясь мыслеприемником, Лейф пришел к выводу, что нужна иная машина.
Нужен аппарат, способный улавливать и распознавать все импульсы — например, те, что посылают мышцы, железы, нервы, все органы тела. Если вы получите волновой снимок позы, ощущения тела — кинестетикон, — меняющийся от секунды к секунде, сможете ли вы его воспринять?
А теперь добавьте все чувства, вызванные созерцанием красоты или уродства, все ощущения — закат над морем, кусочек бифштекса на языке — чтобы эти мириады нюансов слились в одно: эстетикой.
Сложите их с таящейся в нас сетью символов, знаков, ассоциаций, и что вы получите?
Семантикой: мысль-значение.
Представили? Это не так сложно.
Значение, или, иначе говоря, смысл — в действии. В движении. В смене символов. Вздымаются и рушатся идолы, и лишь в их рождении, жизни и смерти — человек, идущий сквозь время и пространство и, быть может, иные измерения, явленные лишь смутно и далеко не всем.
Так если это правда, думал Лейф, как создать машину, которая могла бы улавливать отдельные символы, сплетая их в общую картину? А если такая машина и будет построена — как она передаст семантикой наблюдателю, чтобы тот уловил миллионы значений одного слова, одного символа? Как передать семантикой на расстояние? Чему под силу передать его? И что сможет принять?
Лейф подозревал, что вопрос поставлен неверно. Не «что» — «кто».