Лейф усмехнулся в темноте. Африканец вошел в роль; речь его, как это часто бывает с речами миссионеров, явно была заучена наизусть. От собратьев по ремеслу Джима Крю отличало только одно — свою речь он заучивал на слух. Лейф поставил бы десять к одному на то, что его спутник неграмотен. Банту с подозрением относились к печатному слову, считая, что оно стоит на пути естественного общения.
— Мы, примитивы, как указывает наше название, уверенной рукой сбросили все оковы и нагими вернулись в лоно Истины. Мы подчиняемся лишь нескольким основным заповедям. На них построено все наше общество, в котором слиты воедино религия, мистицизм, экономика и политика. Мы не позволили мелочному морализаторству встать на нашем пути; наш единственный кодекс — это Золотое правило, которое только и является единственно верным...
— Хватит! — прорычал Лейф. — Избавь меня от лекций. Ты толкуешь, как гаечный уриэлит. Верным!.. Слышал бы ты, как они это произносят. А теперь рассказывай про этого типа, только покороче.
— Ты прав. — Крю снова пожал Лейфу руку. — Мы, примитивы, смогли воспользоваться даром, известным прежде как колдовство. Древние африканцы были великими колдунами. Я употребляю это слово не в смысле чего-то сверхъестественного. На самом деле колдовство — это лишь экстрасенсорные способности, которые наши дикие предки не могли ни распознать, ни использовать в полной мере.
Тогдашнее христианство и империализм белого человека подавили этот дар. Но после войны Судного дня остатки моего народа вернулись к древним обычаям. Как к народам Союза явился Исаак Сигмен, так к нам пришел Жикиза Канду, великий мыслитель, первым осознавший, что мы должны слить стремление к Господу и познание самих себя. Слияние — таков был его клич, и мы...
— Слились, — докончил за него Лейф. — А каким боком это относится к моему вопросу, а?
В первый раз за время их знакомства Лейф ощутил раздражение Джима Крю.
— Тот, кого мы встретили, — ответил обесцвеченный негр, —. отверженный, изгнанник из нашего общества. Он не мог или не захотел слиться с узором нашей группы. Он извратил данные ему нами дары и обратил их ко злу. Он попытался подчинить себе наше подполье, и сила, которую он использовал... выжгла его, если вам так будет понятнее. Его рассудок поврежден.
Как и остальные, пытавшиеся силой стать средоточием группы, теперь он днями бродит по трубам и туннелям, а ночами выходит на улицы. Нам они не могут повредить, разве только застав врасплох, но наверху они творят ужасные преступления. Их жертвы сходят с ума или кончают с собой.
— Так почему бы вам их не прикончить? Или хоть посадить в камеру?
— Что? Применить насилие к нашим ближним?
— Ты говорил об истинах. А как насчет самосохранения?
— Поднявший меч от меча и погибнет. Кроткие унаследуют землю. Мы-то знаем — мы веками проверяли это на себе, — что ключ выживания в непротивлении насилию. Пролей кровь ради своей защиты, и вскоре ее поток захлестнет тебя.
— Да ну!
— Простите, доктор, но вы же сами видели, что делают эти «обитатели тьмы», как мы их называем. Свою извращенную силу они используют единственным возможным для них способом. Они не излучают — они отражают. Их мозг воспринимает биотоки мозга жертвы и отсылает их обратно усиленными. А жертва, приняв отраженный сигнал, видит призрак, восставший из глубины ее собственного подсознания.
Вы, да простится мне такая вольность, печалились о смерти Аллы Даннто и одновременно чувствовали свою вину, поскольку не подчинились приказу КХВ и не сожгли тело немедленно. А кроме того — знали, что нарушите еще больше приказов, что любите Аллу-вторую и, что бы ни случилось, должны повидаться с ней вновь, даже если это поставит под угрозу весь план.
Возможно, вы и не подозревали, что это так заботит вас. Но когда обитатель тьмы забрался в глубины вашего рассудка, он выплеснул вам в лицо именно это.
Самое удивительное, что обитатель тьмы не видит вызываемых им галлюцинаций. Он чувствует вашу душевную боль, но не видит ее и не знает, каким именно ужасам подвергает вас. Но безумие и садизм заставляют его наслаждаться вашей болью, питаться ею. Чем больше пугается и теряет голову жертва, тем сильнее становится безумец, тем страшнее — видения. И так до конца.
Мой друг-тимбуктанец, хороший тех, назвал это как-то неуправляемой положительной обратной связью. Что бы ни значили эти слова, эффект ужасен, спаси J. С. их бедные души.
— И ты мне об этом J. С?! Кого ты имеешь в виду?
— Жикизу Канду[6], нашего учителя и повелителя.
— Я бы скорее подумал, что ты говоришь о вашем Основателе.
— Именно. Он — это Жикиза Канду. Жикиза Канду — это он. Мы — они оба. Они — это мы.
«Неудивительно, — подумал Лейф, — что тимбуктанцы считают этих ребят худшими из богохульников».