— Я должен настоять на своем присутствии при операции, — произнес он.
— Мне кажется, — холодно заметил Лейф, — вы слишком часто намекаете на мое возможное многоложество.
— Я уверен, Джек не имел в виду ничего подобного, — вмешался Даннто.
— Конечно, нет, — невыразительно проговорил Кандельман. — Но Жак Кюз может воспользоваться случаем.
— Вам придется наблюдать за операцией по кубу, — снизошел Лейф. — Мои помощники могут занервничать, если за их работой станет наблюдать сам великий Кандельман. А нервный хирург запросто может... что-нибудь не то отрезать.
Кандельман хотел было запротестовать, но Даннто остановил его.
— Он прав, Джек. Сделай, как говорит Лейф. Губы уззита плотно сжались.
— Шиб. Но за дверями будет стоять охрана.
Лейф мысленно сделал себе узелок на память: вывести куб из строя во время операции. Кого бы из хороших техов подставить?
Наверное, Петра Сорна. В поломке куба в палате Аллы его уже обвинили. Еще одна авария в тот же день, и Сорн-младший быстро отправится к Ч.
Жаль. Петр Сорн Лейфу нравился. Но личные чувства не должны вмешиваться в работу. Идет война, пусть и холодная.
Убрав Сорна из рядов техов, Лейф сделает еще один шаг к достижению целей Пограничья.
— Долго ли продлится операция? — спросил сандальфон.
— Полчаса, а может, и меньше. Потом вам надо будет хорошо выспаться. А к утру чертеж-гель восстановит вас достаточно, чтобы вы могли не обращать внимания на разрезы. Но физическая нагрузка пока исключается. Так что класть вас в одной комнате с женой я бы сегодня не стал.
Даннто взорвался хохотом, хлопая по столу так, что только тарелки звенели. Кандельман уронил ложку и воззрился на Лейфа, медленно краснея.
— Ваши грязные мысли не подобают ламедоносцу, — сухо заметил он.
Даннто фыркнул.
— Джек немного старомоден, — доверительно сообщил он Лейфу.
— Если неотступно и непреклонно следовать учению Сигмена, да будет верно его имя, значит быть старомодным, то вынужден покаяться в том грехе, — ответил Кандельман.
— Ну, подобные реплики не запрещены Писанием, — возразил Даннто, но улыбка его растворилась в складках жира. — Хотя, может, ты и прав.
— Я чувствую себя виноватым, — объяснил Кандельман, слегка поднимая бровь, — поскольку до сих пор не установил, ни кем является так называемый Жак Кюз, ни какова по размерам его организация. Но я полагаю, что покушение на жизнь госпожи Даннто — его большая ошибка. Почему? А потому, что госпожа Даннто ехала в дистанционно управляемом авто-такси, и авария могла произойти либо в результате поломки механизма, либо в результате вмешательства централи управления. А когда мы выясним, кто в этом повинен, мы выйдем и на нашего таинственного француза.
— Такси-автомат? — переспросил архиуриэлит. — Странно. У нее же была своя машина с шофером — кстати, одним из ваших людей, Кандельман. Как она оказалась в такси? Что она там делала?
— Это я и хотел бы узнать. Вашу супругу я спросить не смог — доктор Баркер вначале не пустил меня к ней, а потом и вовсе усыпил ее на полдня.
— Надеюсь, вы не пытаетесь оспорить мои профессиональные способности? — осведомился Лейф с выражением презрительного безразличия на лице.
— О нет. — Уззит покосился на Даннто. — Здоровье госпожи Даннто, конечно, прежде всего.
— А что ее охрана? — спросил Лейф.
— Охранника позвали к кубу — звонил какой-то неизвестный. Пока наш человек отсутствовал, госпожа Даннто вышла черным ходом и села в проезжавшее такси.
— А куда она направлялась, регистратор не зафиксировал?
— Нет. Запись разрушилась при аварии. Насколько мы знаем, такси съехало с проезжей части, пробило ограждения и свалилось с высоты тридцати футов. Мы знаем, что за время поездки госпожа Даннто трижды меняла место назначения. Каждый раз, прибыв, она вновь направляла машину куда-нибудь. Очевидно, к цели своего пути она приближалась поэтапно, пытаясь стряхнуть возможного преследователя, или собиралась выпрыгнуть на ходу и взять другое такси, пока первое продолжает путь.
— Ты соображаешь, что несешь? — рявкнул архиуриэлит. — Ты обвиняешь мою жену в заговоре!
— Отнюдь. Думаю, она вполне сумеет объяснить свое загадочное поведение... как только проснется. Но это не все. Один из моих людей, оказавшийся на месте аварии, сообщил, что перед тем, как врезаться в ограждение, машина сбила девочку. Мой подчиненный решил, что ребенок мертв — у нее был пробит череп, — и принялся вытаскивать госпожу Даннто из машины. Когда прибыла «скорая помощь», он, естественно, направил ее к госпоже Даннто.
— Думаю, он ее узнал, — заметил Лейф.
— Да, а что?
— А девочку он не запомнил?
— Нет. К чему вы ведете?
— Ни к чему, — безмятежно ответил Лейф.
— Он остро ощущал пронзительный взгляд Кандельмана. Уззит явно пометил себе поинтересоваться у эголога, что Лейф имел в виду и часто ли с ним такое бывает.
— Когда мой человек вернулся на место аварии, — продолжал Кандельман, — девочки там не было. «Скорая помощь» ее не забирала, поэтому мой человек, естественно, заподозрил неладное. Оглядевшись, он увидел, что девочку уносят двое мужчин, за которыми следовали две женщины. Он окликнул их, но те скрылись за углом. Мой подчиненный шел по их следу до станции метро, увидел, как они зашли за колонну, но, добравшись туда, никого не обнаружил. Единственное место, где они могли скрыться, — туннель, но, пройдя перегон насквозь, мой человек наткнулся на своего товарища, стоявшего на страже более получаса. И за это время из туннеля никто не выходил. Естественно, сейчас охранника допрашивают. Он не может не быть сообщником.
— Чьим? — осведомился Лейф.
Кандельман пожал плечами, тощими, как вешалка.
— Не знаю. Но я сильно подозреваю, что это последователи Жака Кюза. Рядом, на бетонной стене, были выцарапаны буквы J. С.
— Так их в Париже много, — заметил Лейф.
Глаза Кандельмана сверкали, как искры, летящие от точильного камня.
— Я знаю. Но обещаю вам — еще до конца года Жак Кюз будет либо мертв, либо отправлен к Ч.
— Но зачем им было уносить девчонку? — удивился Даннто. — В катакомбах ее вряд ли смогут вылечить лучше, чем здесь.
— Не уверен, — отозвался Кандельман, косясь на доктора. Лейф не снизошел до ответа. — Если .бы ее привезли сюда, началось бы расследование. Ее родители скорее всего были бы арестованы и выведены на чистую воду. Они предпочли обречь девчонку на смерть, но не выдать своей тайны. Кроме того, она уже, вероятно, была мертва.
— Я удивлен, Джек, — заметил архиуриэлит, — твоим признанием, что многоложцы похитили свое отродье из-под носа уззитов.
— Если я, как истинно верносущный, и могу гордиться чем-то, то это качество — честность, — ответил Кандельман. В первый раз за все время обеда голос его обрел какое-то выражение. — Я ничего не пытаюсь утаить, как требуют от нас писания Сигмена, да будет верно имя его во веки веков.
Мысль, копошившаяся в темной глубине сознания Лейфа, внезапно обрела форму.
— Кандельман, — спросил Лейф, наклоняясь вперед, — а как выглядели те четверо?
Уззит моргнул.
— О чем вы?
— Не показались ли они вашему человеку странными... может быть, иностранцами?
— А почему вы спрашиваете? Лейф откинулся на стуле.
— Сначала вы ответьте.
— Шиб. Мне сказали, что эти четверо были очень светловолосы и лица у них были непропорциональные — орлиные носы с очень широкими ноздрями, толстые губы. Глаз их он не видел, но у девчонки глаза были бледно-голубые.
— Ах так, — протянул Лейф.
Те самые четверо, что пытались забрать его с собой сегодня утром!
— Да, а что? — спросил Кандельман.
— Ну, если они действительно французы, живущие в катакомбах — и если этот Кюз не легенда, — то они должны отличаться по виду от современных парижан, потомков исландцев. Конечно, французская кровь еще сохраняется, не все французы вымерли во время чумы Судного дня. Но потомков выживших через столетие завоевали и поглотили исландцы.
— Возможно, они и были иными, — заметил Кандельман. — Не знаю. Никогда не видел фотографий до-чумных парижан.