— Даже так?
— Не было такого сообщения.
— Я думаю, что…
— Я остановил их!
— Это не твое дело…
— Нет, пускай они совершат этот марш, но пусть они совершат это законно и дипломатически верно, как они делали это раньше!
После этого он начал протискиваться к Эльчибею во внутреннюю комнату. Часы показывали четверть второго, время быстро истекало. Я выкуривал одну сигарету и тут же зажигал другую. Часы показали 2 часа, затем прошли еще четверть часа после назначенного времени. Срок ультиматума наступил, а затем ушел в прошлое, но приказа о начале марша не было, только непрерывающиеся мелодии «Mehter»-а. Затем двери внутренней комнаты Эльчибея распахнулись и суровый, но улыбающийся Эльчибей, одетый в пальто, скрывающее бронежилет, вышел мимо группы выстроившихся охранников, на балкон. Я схватил Мехмета Али, чтобы спросить о происходящем.
— Они хотят сделать заявление. Последнее заявление, — сказал он. — Я просто продиктовал его и сказал им передать его мне, американцам и Ягубу Мамедову до того, как они начнут свой марш.
Мехмет Али не бежал по тонкому льду — он мчался во весь опор.
На балконе кто-то выключил музыку марширующих «mehter» и молодой человек зачитывал по пунктам то, что только что продиктовал Байар.
«… Истощив терпение народа… ничего, кроме незаконного захвата власти… сожалея о необходимости применить силу для восстановления конституционного порядка, нарушенного 14 мая… обращаемся к демократическим силам мира…»
Это был обычный вздор воззваний и манифестов революционеров, когда кости уже брошены — только на этот раз это было написано рукой Мехмета Али. Было немного больше четверти третьего. Абульфаз Эльчибей, почти невидимый в толпе из дюжины телохранителей с радиопереговорными устройствами, взял микрофон, чтобы сказать последние слова отрядам и народу перед тем, как они отправятся в поход. Оглушающий рев поддержки, раздававшийся с улицы, заглушал почти все сказанное им, оставив только хорошо знакомые слова: «Предстоит долгая и трудная дорога, но мы знаем, что идем правильным путем! СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ!»
AZADLIG! AZADLIG! AZADLIG!
Я думал, что он просто дал команду выступать и начал пробивать себе дорогу вниз, на улицу, как вновь вырвался громоподобный рев из толпы.
BOZKURT! BOZKURT! BOZKURT!
Это был Искандер Гамидов — «Серый волк». Я клянусь, что он посмотрел на свои часы и что-то подсчитывал. Затем Искандер сказал что-то в микрофон, что невозможно было разобрать из-за происходящего вокруг: рев толпы, кричащей его имя, рев бронетехники за штаб-квартирой Фронта, и рев громкоговорителей, включенных на мощность, раздирающую уши.
ALLAHU AKBAR! ALLAHU AKBAR!
ORDUMUZ DAIMA OLSUN MUZAFFAR!
Затем распахнулись железные ворота, скрывающие от назойливых глаз парковочный двор Фронта, и первые бронированные машины прогрохотали по улице, вгрызаясь траками в мягкий асфальт раннего лета и перемалывая бордюры. БТР, затем другой, затем грузовик, заполненный людьми с автоматами и гранатометами, еще один БТР, передвижной зенитный комплекс, грузовик с ликующими солдатами, посылающими поцелуи толпе и толпа, посылающая поцелуи обратно. Затем первый танк, потом второй — как будто из ниоткуда взялся Искандер с вооруженными людьми и бронетехникой. Бронированная колонна вышла полностью и тут же к ней присоединились тысячи и тысячи граждан, решивших совершить революцию или умереть.
Я мчался по лестнице в нашу квартиру на третьем этаже, где нашел своего близкого друга Лауру ле Сорну и Хиджран. Первая была испугана и вынужденно высунула свою голову наружу, а последняя только вернулась из штаб-квартиры Фронта и громко жевала.
— Они маршируют, — сказала Хиджран. — Давайте пойдем к зданию аппарата президента.
Было пятнадцать минут четвертого, когда мы пришли, но здание не было в пламени. Полицейские, окружившие здание, бездельничали и единственным действием, которое мы смогли увидеть — это была пара секретарш, уходящих через заднюю дверь с коробками личных вещей. Я приблизился к группе полицейских и спросил, как идут дела.
— Прекрасно, прекрасно, — ответили они.
— Аяз в здании? — спросил я.
Полицейские не были уверены, но несколько минут назад приходил человек из посольства Ирана поздравить Муталлибова с возвращением на должность, как они думали. Почему бы ему не быть там? Это здание президента, и он президент!
Известно ли полицейским, что армия людей из Народного Фронта в данный момент идет на них?
Один из них посмотрел на свои часы и улыбнулся.
— Они говорили, что собираются атаковать нас в 2 часа, а сейчас уже больше половины четвертого, — он улыбнулся, — Они всегда говорят и никогда не действуют.
— Мы знаем, что делать, если они достаточно глупы, чтобы прийти сюда, — сказал другой, похлопывая по оружию.
— Они уйдут домой, поджав хвосты, — хохотнул решительно третий. Затем раздался шум ниже здания аппарата президента, который стер улыбки с их лиц: звуки длинных очередей автоматического оружия, раздавшихся откуда-то из-за филармонии.
— Сюда идут, — сказал один из полицейских, перезаряжая свой Калашников. Похожим волнением была охвачена группа людей из службы безопасности, расположенных ниже по улице и на широких ступенях, ведущих к основному входу в здание. Хозяин нашей квартиры Фуад стоял в середине группы, стоящей перед зданием. Он смотрел вперед, и я поймал его взгляд. Он мрачно кивнул и дернул головой в сторону. Он пытался сказать: «Уходи отсюда».
Раздалась еще одна очередь, и все полицейские взяли свое оружие наизготовку. Было не очень умно стоять в проходе, который будет простреливаться, так что я схватил Хиджран и потянул ее назад в маленький парк за зданием аппарата президента. Он был заполнен полицейскими и другими людьми из служб безопасности, собирающимися защищать этот фланг, если армия фронта придет с этой стороны.
Еще один взрыв раздался где-то вдалеке со стороны фасада здания и привлек внимание в ту сторону. Командирский автомобиль скрипнул тормозами и выскочивший из него офицер начал кричать на группу полицейских, сидящих на скамье, видимо, пытаясь отправить их вперед на линию защиты. Некоторые из полицейских не хотели идти, и офицер хотел уже ударить одного из них, но, замахнувшись для пощечины, остановился и посмотрел наверх.
На холме выше нас кто-то палил долго и спокойно из автоматического оружия. Затем раздался еще один взрыв. Тишина на какое-то время, а затем раздался грохот сотен автоматов, гранатометов и тяжелых пулеметов.
— Это парламент! — заорал кто-то. — Они стреляют в парламент.
Вдруг картина стала проясняться — предварительная стрельба перед президентским зданием была диверсией. Основная колонна Искандера шла на парламент и телевизионную станцию, располагающиеся на холме. Полицейские защищали не то направление. Тяжелые удары пушек и очереди танковых пулеметов доносились эхом вниз, и как бы не разворачивалась битва наверху, смятение и хаос начали охватывать силы безопасности внизу. Они не могли ничего сделать, не оставив защиту президентского здания и не предприняв собственную атаку на вершину холма. Сделать из Фронта, шагающего по широкой улице фарш, это одно, а совершать самоубийство — совсем другое. И масштаб звуков, и неистовство армии Искандера в действии, как раз и показывали, какой могла бы быть атака на вершину холма.
Еще больше хаоса добавляло положение массы обычных людей в окрестностях, которые оказались на улице, когда начался этот вихрь событий. Так же, как и мы, они не хотели оставить прикрытие из ряда зданий между собой и сражением наверху. Но теперь они видели цель, на которую могли направить свой гнев и разочарование: полицейские силы, охраняющие аппарат президента.
— Смотрите, куда вы нас привели! — орал один обезумевший мужчина, выпрыгнув из безопасного места и набросившись с кулаками на трех полицейских. — Вот кого вы защищаете!
— Вы собаки, собаки! — ругалась пожилая женщина. Сидя за стеной с пакетами продуктов вокруг себя, она плевала на любого полицейского, который оказывался в пределах досягаемости.
Было время зарегистрировать историю об атаке, если только я сумею получить связь вовне.
— Пошли, — сказал я Хиджран, — может, у Лауры есть выход на линию
— Ты иди, — откликнулась она, — я останусь здесь.