Через 3 года Толстой при помощи правителя своей канцелярии Алексея Дмитриевича Пазухина и М. Н. Каткова разработал цельную программу контрреформ и стал энергично проводить ее в жизнь, опираясь на поддержку Александра III. Но 25 апреля 1889 года Толстой умер, не закончив реализацию этой программы, однако новая поросль выпестованных им администраторов довела его дело до конца.
В 1885 г. Пазухин опубликовал свою программную статью, обосновывавшую необходимость контрреформ и их основное содержание, первые же мероприятия в таком духе были осуществлены Д. А. Толстым уже летом 1882 года. 18 июня был принят циркуляр о гимназиях, запрещавший обучение в них детей несостоятельных родителей. 27 августа вводились «Временные правила» о печати, устанавливавшие «карательную цензуру», которая могла штрафовать или закрывать на время то или иное издание. Правда, запрещать вообще какое-либо издание могло лишь Совещание министров внутренних дел, юстиции, народного просвещения и обер-прокурора Синода.
В 1884 году был введен новый устав университетов, отменивший прежний либеральный устав 1863 года и ликвидировавший автономию университетов. Отныне они отдавались под совершеннейший контроль Министерства народного просвещения. В 1887 году подвергли ревизии судебную реформу: процент заседателей-дворян был значительно увеличен, а через 2 года из ведения суда присяжных были изъяты дела о сопротивлении властям и ограничена публичность заседаний. В том же 1889 году был принят закон о земских начальниках, по которому они не выбирались, как прежде, а назначались только из числа дворян министром внутренних дел по представлению местного губернатора и предводителя дворянства. В волости и административная и судебная власть принадлежала ему, а в уезде – уездному съезду земских начальников под председательством местного предводителя дворянства. В развитие этого закона в 1890 году был увеличен процент дворян в уездных земских собраниях. Наконец, в 1892 году были пересмотрены и отдельные положения городской реформы, и из состава избирателей были исключены горожане, обладавшие собственностью до 300 рублей.
Такими были главные вехи во внутренней политике Александра III. Однако было бы неправильно не видеть и многого такого, что в конце XIX века сделало Россию одной из бурно развивающихся стран. Уже в 1882 году был учрежден Крестьянский поземельный банк и отменена подушная подать, принят закон об ограничении труда малолетних на промышленных предприятиях, образована фабричная инспекция. На следующий год появился закон об ограничении ночной работы женщин и подростков. Были приняты меры по признанию равноправия старообрядцев с другими христианскими конфессиями. Однако все это не сняло социального напряжения, и потому в эти годы стачки, забастовки и попытки воскрешения терроризма время от времени сотрясали государство.
Открытое письмо М. К. Цебриковой Александру III
Либерально-демократическая интеллигенция России, сохранявшая верность курсу реформ, была настроена оппозиционно ко всем внутриполитическим инициативам нового императора. Либералы и демократы расходились лишь в нюансах и терминологии, оценивая контрреформы 1880-1890-х годов. Но, пожалуй, все они могли согласиться с той критикой, которая была дана правящему режиму в нелегальном письме, распространявшемся в списках и появившемся в России в конце 1889 года. Оно было издано в Женеве, а его автором была проживавшая в Петербурге известная писательница, редактор журнала «Воспитание и образование» Мария Константиновна Цебрикова (1835-1917). Она была дочерью генерала К. Р. Цебрикова и племянницей декабриста Н. Р. Цебрикова, которого за участие в событиях 14 декабря 1825 года лишили чинов и дворянства и отдали в солдаты на Кавказ без выслуги лет. Приводим это письмо, с некоторыми сокращениями.
«Ваше величество! Законы моего Отечества карают за свободное слово… Русские императоры обречены видеть и слышать чиновничество, стоящее стеной между ними и русским земством, то есть миллионами не числящимися на государственной службе. Кары за превышение власти, за наглое грабительство, за неправду так редки, что не влияют на общий порядок. Каждый губернатор – самодержец в губернии, исправник – в уезде, становой – в стане, урядник – в волости. Прямая выгода каждого начальника отрицать и прикрывать злоупотребления подчиненного.
Еще Александр I сказал, что честные люди в правительстве – случайность, и что у него такие министры, которых он не хотел бы иметь лакеями. И жизнь миллионов всегда будет в руках случайности там, где воля одного решает выбор.
Если бы Вы видели жизнь народа не по тем картинкам, которые выставляют Вам на глаза во время поездок Ваших по России, знакомились с русским народом не в лице одних волостных старшин и сельских старост, когда они в праздничных кафтанах… подносят Вам хлеб-соль на серебряных блюдах; если бы Вы могли невидимкой пройти по городам и деревням, чтобы узнать жизнь русского народа, Вы увидели бы его труд, его нищету, увидели бы, как губернаторы ведут войско расстреливать рабочих, не подчиняющихся мошенническим штрафам и сбавке платы, когда и при прежней можно жить только впроголодь; Вы увидали бы, как губернаторы ведут войско расстреливать крестьян, бунтующих на коленях, не сходя с облитой их потом и кровью земли, которую у них юридически грабят сильные мира сего.
Тогда бы Вы поняли, что порядок, который держится миллионной армией, легионами чиновничества и сонмами шпионов, порядок, во имя которого душат каждое негодующее слово за народ и против произвола, – не порядок, а чиновничья анархия. Анархия своеобразная: чиновничий механизм действует стройно – предписания, доклады и отчеты идут своим определенным ходом, а жизнь идет своим. Прямая выгода каждого чиновника доказать несправедливость жалоб на него и подчиненных его и заявить, что все обстоит благополучно в его ведомстве.
Ходят слухи, что Вы не терпите ложь. Как же Вы не поймете, что тот из чиновников Ваших, кто против гласности в суде и в печати, тот находит свою выгоду во мраке и тайне. Каждый честный человек, кто бы он ни был – министр или простой смертный, который не скажет: «вот вся моя жизнь, пусть меня судит мир, грязных пятен нет на совести», тот не может быть честным человеком.
Народ наш беден. Крупный процент его живет впроголодь, и в урожайный год крупный процент народа ест хлеб с мякиной. Избы его – сырые, вонючие лачуги. Топить нечем. Под печкой приют для новорожденных телят, ягнят, домашней птицы. Более половины детей умирает в раннем возрасте от плохой пищи матери, изнуренной работой, от родимчика – следствия слабости организма или отравления вредным воздухом. Брошенные без присмотра дети, пока мать на работе, также становятся жертвами несчастных случайностей.
У народа почти нет больниц, число существующих ничтожно на миллионы. У батраков, у городских рабочих нет убежища под старость. Изжив все силы на работе, приходится умирать где придется – под забором, в придорожной канаве. На школы и больницы, на устройство приютов для детей, для престарелых нет средств, но находятся средства на массу непроизводительных расходов – строительство и покупку дворцов, на министерство двора, управление царскими имениями. Вас убедили почти из всего делать тайну доводами государственной необходимости, но правительство, скрывающееся во тьме и прибегающее к безнравственным средствам, само роет себе могилу.
Вас отпугивают от гласности доводами, что гласность подрывает доверие общества к правительству своими разоблачениями, что и без того общество готово верить всему дурному насчет лиц, облеченных властью. Если это так, то это доказывает одно – что горький опыт веков подорвал в обществе доверие к правительству, и правительство давным-давно потеряло всяческое нравственное обаяние, и всего этого не воскресить ничем, потому что произволу нет оправдания. Тайна свидетельствует о неверии в себя. Кто верит в себя, тот света не боится. Тайна нужна только тому, кто сознает, что держится не нравственной, но одной материальной силой.