Наконец, она, озираясь, вышла. Тяжело нагруженной ей казалось, что обратно идти еще страшнее.
Лариса почти добралась до дома, когда прямо из-под наваленных бетонных труб на неё выскочило что-то, пронеслось было мимо, но остановилось, крикнуло и помахало рукой.
Старушонка. Старушонка в пестрой юбке с узлом в руках.
Лариса выдохнула. Страх вдруг ослаб, и она увереннее зашагала дальше.
Над бесформенной грудой кирпичей и железобетонных блоков, за которой грелись на солнце подростки, неожиданно показалась голова с гривой волос, похожих на крашенную серебрянкой паклю.
Любопытный Рыжик первым заметил Лохматого и с писком покатился к убежищу. Шестипалый тоже кинулся было бежать, но выскочивший из-за бетонной плиты взрослый киевец загородил ему дорогу. Шестипалый оглушительно завизжал, Ушан рявкнул на него и замер, перебирая в воздухе руками, словно стараясь прикрыть нежный, просвечивающий в прорехах одежды живот. «Чего визжать, — думал Ушан. — И так ясно, что они попались. А солнце было такое яркое…»
Ушан продолжал беспомощно загребать руками, когда Лохматый спустился вниз. С ним было много других. Они вели себя не так, как если бы хотели съесть Ушана и его клан. Они вели себя иначе. Они звали.
В развалинах церкви укрылось сразу три клана. Самые смелые подростки вытащили из чёрного нутра здания тяжёлый квадратный ящик со стеклянной стенкой и бросили его на дорогу. Ящик весело загрохотал, но старшие обозлились вдруг и надавали затрещин. Подростки обиженно затаились, лишь изредка доносилось их повизгивание.
Наконец на дороге показалось что-то большое, чёрное, с белой полосой на боку. Оно пылило, воняло и двигалось. Подростки заволновались. Лохматый поднял бетонный обломок и швырнул навстречу чудовищу. И тогда все начали швырять камни.
Зверь заметался, закружился на месте. И глупые подростки с рёвом бросились на него, сжимая первое попавшееся оружие.
— Дим, смотри, очумели они, что ли? Они раньше никогда не вылазили днем!
— Жрать хотят. Давай назад!
— Смотри, оттуда тоже бегут. Сейчас дам газ, а ты стреляй!
Что-то загрохотало, как перед грозой, а потом затряслось быстро и страшно. Перепуганные подростки бросились врассыпную. Ушан дольше всех противился страху. Он видел, как Шестипалого ударило в спину, кувыркнуло, и тот, даже не успев вскрикнуть, ткнулся лицом в асфальт.
На шум и треск выскочило странное существо: фигуру высокого крепкого парня в ковбойке венчала уродливая голова киевца. Его глаза вспыхнули, он прыгнул вперед, но тут же опрокинулся, и чёрно-белое чудовище пронеслось по его телу, со свистом пожирая воздух.
Позвонила бабка Вера.
— Ты радиво включала? Говорят, выселять нас будут. Чиризвычайный комитет по городу заседает. Дальше, говорят, некуда. А не поеду я! Уже дожила. Веерку-то что — заберёшь?
— И я не поеду. Лёши опять нет. Куда я без него?
— Может, и переживём тут. Бабы мы с тобой. Не реви. Кто знает, что будет, а мы переживём.
Лёша не вернулся и на следующий день.
Утром, бессмысленно глядя в окно, Лариса услышала шум. Не враз, но она распахнула створки: в воздухе висело гудение вертолета и чей-то голос неразборчиво вещал в рупор.
Лариса догадалась включить радио и, разобрав текст, бросилась к бабке Вере.
Дверь была отперта. Не успев удивиться, Лариса вбежала на кухню. Там громко орало радио, а бабка, держась одной рукой за подлокотник инвалидного кресла, другой — трепала за волосы Верку-беспутную.
Лариса закричала с порога:
— Вера, что ты!
Бабка оттолкнула Верку и тяжело развернулась к соседке.
— Уезжать надо, слышишь? Всех вывозят, газом травить будут! — она дико глянула на Верку. — А эта, пустоголовая, брюхатая от твоего Лёшки! Дитё у нее будет, слышишь? Брюхатая она! Брюхатая! — орала бабка. И, склонившись под белой полоской радио, навзрыд плакала Верка.
В окно почему-то постучали.
Лариса, тяжело опершись на подоконник, высунулась и поняла, что стучат не в их, а в самое нижнее окно. Стучит маленькая пестрая старушонка. Стучит и машет. А она, не замечая слез, всё плачет и плачет.