XVI
Помимо буйных, признанных управлением Франия опасными, сумасшедших, в Серебряном Городе, как и в любой сколько-нибудь цивилизованной населенной единице, обитали и тихие помешанные. Их поведение часто забавно, редко пугающее, но обычно просто незаметно. Они, проецируемые кристаллами с каким-то внутренним сбоем, живут разумом где-то далеко от реальности, так что понять, что у них творится в голове невозможно. О них известно очень мало: только имена и внешние проявления отклонений. Один из таких персонажей не от мира сего, в день особенно крупного забега умалишенных, тоже доставил некоторые неприятности своим соседям, но нашумел гораздо менее заметно. Мы же говорим о нем только по той причине, что без его упоминания наш рассказ был бы слишком тусклым.
В доме N12 по Фонтанной улице в квартире, номер которой -- суть мелочь маловажная, важно лишь то, что там имелся балкон, и проживал тот, о ком и пойдет речь. Как значилось в базе данных, звали его Аполлоном.
В полдень, когда уже ничто не предвещало ничего странного и лишь ветер беспрепятственно гулял по улицам, перенося бесконечное множество никому не нужных газетных объявлений, Аполлон по неизвестным никому причинам вышел на балкон, дабы мир полюбовался им. Аполлон, как и все прекрасное, был большим и, как и понятие красоты, расплывчатым. Поскольку в мире нет ничего идеального, он имел почти идеальную форму -- геоида, то есть сферы с неровностями: в качестве неровностей выступали руки, ноги и уши. Так как красота должна быть естественной и неприкрытой, из одежды (или того, что кое-как можно к ней отнести) у него была лишь медицинская утка. Именно таким прекрасным, подобно греческому богу, имя которого он носил, явился миру (в лице развешивающих на балконах вещи соседей) Аполлон.
Все признаки и без того незаметной жизни в близлежащих домах, из окон которых открывался вид на балкон неназванной квартиры, были добиты в одно мгновение. Все, даже неугомонный ветер, затаив дыхание, ожидали продолжения.
Аполлон, обведя величественным взглядом достойную публику, вздернул брови и медленно приставил утку к третьему подбородку. Наступала кульминация. Зрители ждали чего угодно и дождались. Аполлон произвел именно то, для чего и вооружился уткой, однако на крышу проехавшего внизу маршрутного такси...
Публика неистовствовала. Аполлон покорнейше повторил на бис, но уже только на тротуар, и, развернувшись, скрылся с приставленной к подбородку уткой со свой сцены. Публика еще долго продолжала неистовствовать...
XVII
В любом кошмаре даже таком, в каком благими намерениями одного оказались жители Серебряного Города, всегда найдется какая-нибудь мелочь, способная ослабить гнет обстоятельств. К сожалению, как уже когда-то говорилось, никто в призрачном городе не искал или не замечал ничего подобного. Мы же, надеюсь, еще не скованные проклятием однообразной серой скуки, можем найти достаточно, чтобы не слиться с этим ужасом.
Когда-то давно (читатель наверняка даже и не помнит), когда мы пробирались сквозь бредни Д'Эрмиона, была упомянута некая таинственная Глафирна. Наверное, это очень нелепо, что мы решили вспомнить о ней только сейчас, когда все с ней так или иначе связанное осталось за многие столетия в прошлом. Однако, если не рассказать о ней побольше -- это будет, во-первых, не вежливо по отношению к ней, а во-вторых, не вежливо по отношению к читателю, ибо ему была обещана сказка. Так что вперед!
На набережной в маленьком, отделенном от всех остальных, невзрачном домике, одном из тех, что были возведены первыми пленными Города, проживала очередной свой век Глафирна. Это была уникальная, просто историческая личность. Единственный случай в практике применения кристаллов разума. Она всегда была одна и та же и всегда звалась Глафирной. Даже здесь, в Серебряном Городе, она все перерождалась в виде самой себя. Хотя внешне Глафирна ничем особенным не выделялась: это была маленькая серенькая бабушка -- божий одуванчик, - стоит узнать ее чуть получше -- все сомнения в ее исключительности отпадут единовременно.
Первых пяти минут общения с ней достаточно, чтобы доподлинно установить -- бабушка пребывает в крайней стадии маразма. Она всегда счастлива, бродит по астралу, видит прошлое, настоящее, будущее и психоделические картины, безупречно разговаривает на пятнадцати языках, тринадцать из которых не существует, доказывает существование высшего разума и несет чистейшую ахинею, и все это одновременно.
Господину Франию однажды посчастливилось пообщаться с Глафирной -- он потом долго вспоминал этот случай, даже с некоторой дрожью. "Нет, это очевидно, что бабка бредит, - говорил Франий. - Разве можно в здравом уме и трезвом рассудке за две минуты рассказать о химической реакции между челюстью и диполями воды, о чем за завтраком говорила королева Фердингера с кронпринцем Дивельшира, подобрать двадцать три синонима к слову "нет" на двух языках, пересказать восемь легенд о синезубом правителе Фенрота в двух словах, и еще упомянуть, чем закончится бесконечное "Сантио-Барбаро", транслируемое с Альфа Центавры, и кто будет участниками грядущей "Усыпальницы-3" - во время рассказа Франия обычно передергивало раз десять. - Такого даже я не могу. А самое удивительное, что в ее камне ни единого дефекта. Поразительно. Несомненно, бабушку надо сохранить, но от людей держать подальше. Желательно за звуконепроницаемым стеклом витрины. Чтоб смотреть -- смотрели, а трогать и слышать не могли... И так здесь каждый третий -- умалишенный, а с бабкой и у всех остальных крышу сорвет".
Да, это действительно так, причем это только малая толика от всей картины. Глафирна верила всему, что видела, терялась в трех соснах, путала окно с дверью и очень часто выходила с третьего этажа через форточку, зажигала газ, когда закрывала воду, тушила свет, когда просыпалась, и ко всему этому нужно еще присовокупить феноменальный Склероз. Бабушка забывала о том, что за чушь она несет, и начинала городить ту же ахинею заново, каждую среду и четверг (по настоящему календарю) без помощи каких-либо веществ забывала свое имя, а каждую субботу теряла сама себя...
Однако хватит. Думаем, что и этой капли в уникально безумном море читателю хватит, чтобы понять, кто такая Глафирна и почему о ней нельзя не сказать. Конечно, она тоже, как и все предыдущие сумасшедшие призраки, обреченные на пребывание в Серебряном Городе, существует одним днем, но каждый ее день феноменален... Но мы прервались...
XVIII
Дом 35-А по Бриллиантовой улице, в котором проживал Генрих МакДил, принадлежал к разряду тех жилищных сооружений, которые ни один трезвомыслящий и пользующийся логикой человек никогда не сможет найти. За домом 31, глядящим своими окнами на проезжую часть, следовал 31-А, за ним -- 31-Б и так далее. То же самое соответствовало дому 33, так же смотрящему на проезжую часть. Следуя здравому смыслу, можно решить, что для домов, начинающихся на 35, расположение предыдущих должно быть также характерно. Скажу сразу: тот, кто так думает, сильно ошибается. За домом 35, окна которого традиционно выходят на проезжую часть, стоит не 35-А, как могли бы все подумать, а 35-Б. 35-А же находится за ним. Для 37-го, 39-го и далее соответствовала нормальная нумерация. По этому поводу господин Франий однажды высказался довольно резко: "Строили нормальные люди, а нумеровали идиоты!" - однако никаких изменений внесено не было...
Мистер МакДил сегодня утром, как обычно, спустился по лестнице, заглянул в почтовый ящик, на котором поблескивал соответствующий номерок, и, обнаружив в нише свернутый листок, достал его. Им оказалась платежная ведомость, которую он должен был оплатить в ближайшие две недели. Мистер МакДил, недолго размышляя, прикоснулся к экрану размещенного перед входной дверью подъезда терминала, удовлетворенно обнаружил, что ему таки начислили зарплату за прошедший месяц, и, пребывая в заметно улучшившемся настроении, произвел все требуемые манипуляции относительно оплаты.