В первую ночь (по корабельному времени) шериф еще раскочегаривал аварийный электрогенератор, который должен был работать на остатках водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но во вторую спальную смену у этого паршивца сильно зачесался “гондурас”. Шериф поднялся со своего места у пульта, около которого отдыхала вся тройка мужчин, глянул начальственным взором на обзорные мониторы — вокруг была тишь да гладь. Затем пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных скафандрах богатырским сном почивала Шошанка, но решил не рисковать. И направился за импровизированную занавеску, где в нише из-под чисто выметенного кибердоктора находился будуарчик стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это гнездышко на отшибе и устроил. Дескать, остальные люди тут грубые, перебьются без удобств, а Люси де Флориньяк (почти коньяк), марсианской француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу. Видно и эта пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном, потому что уже через пять минут после начала свидания послышались страстные девичьи вздохи.
— Да не наваливайся ты так. Cravets, Cravets, cesse tes brusqueries, salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты — форменная свинья.) И голос шерифа сквозь работу.
— Я не свинья. Я просто иначе не умею. Меня хорошим манерам не учили.
И снова девичье:
— Cochon, cochon… Ой, больше не могу, отстань…
Капитан нарочито захрапел и вздохи мигом сдохли, но потом, осмелев, вошли в прежнюю громкость. Через пару часов Кравец, домучив девушку, наконец угомонился. Сделал вид, что вернулся из сортирчика, где провел все это время, и как ни в чем не бывало улегся на свое холостяцкое место.
Наутро, само собой, капитан, возбудившийся из-за половых деяний Кравца, принялся бухтеть по-злому.
— Из-за трех болванов у нас уже отрицательное сальдо в двадцать три человека. Сколько вам еще требуется для самоутверждения, молодые люди?
— Слушай, папаша, не нервируй меня дополнительно,— выступил я с пламенной речью. — Мы на эти дела пошли и подставились под вражеские энергии не из-за своих прихотей. Тоже могли выжидать, авось пронесет мимо наших задниц, и радоваться жизни, каждый по-своему. И эти двадцать три, понимаешь, они — наши люди, пали за правое дело, пускай даже сами того не понимая… Что касается проявления низменных инстинктов со стороны некоторых наших общих знакомых… так ведь не секрет, чем ты сам, уважаемый, занимался после капитанских коктейлей с веселыми пассажирками. Уж тем более — куда ты заваливался в квартале Полного Кайфа где-нибудь в Мерритауне, там ведь каждая плитка на мостовой издает возбудительный всхлип. И это было, когда тот же Кравец жарил свое срамное место на газовом реакторе. Надеюсь, и наш доблестный шериф не воспримет мою защитную речь как призыв к дальнейшим свершениям… Ладно, я на разведку, хотя и здесь по идее неплохо — кислорода на три месяца, жрачки на четыре. Но вдруг пофартит, влезу кому-нибудь веселым попутчиком в вездеход или найду что-то вдохновляющее, пещерку благоустроенную, например. Может быть, все удобства в километре отсюда. Ну, кто отважно со мной?
— Я,— рапортовала справная девка Шошанка. Но затем наступило тягостное молчание.
— Куда мне бежать? — по-сиротски протянул капитанишка. — Ведь получится, что космолет упал, а пилот смылся, опасаясь порки.
— Ну, я, я,— сказал разочарованным голосом Кравец,— не оставаться же мне с этим занудой. — И он зарезал взглядом капитана.
— Молодец, шериф,— одобрил я. — Наконец ты стал различать пользу дела и пользу тела.
— Moi aussi,— неожиданно поддержала Кравца новая подружка. По-моему, она решила, что мы торопимся на ближайшую остановку общественного транспорта.
— Очень мило. Мы все уйдем, а эти космические волки запрутся и не впустят нас обратно… Поэтому, Шошана, ты исключаешься из состава разведгруппы, а ты, межзвездный скиталец, назначаешься,— обратился я к капитану Лукичу. — Кошмарнавты, вперед!
— Я не останусь,— сделала твердое заявление возмущенная Шошана. — Розыскники из Васино первым делом найдут эту драную металлическую птицу. И катись ты в попу со своими распоряжениями. Понял, мент?
— Сама ты мурка-наводчица… Да, дисциплина — именно то, чего нам порой не хватает. Хорошо, давайте решим полюбовно. Идут все, за исключением сломанного механика. Ему мы пропишем укол глубокого сна.
Само собой, я предполагал через пару часов отправить вечно бодрого Кравца и измотанных капитана со стюардесской назад — лишь бы донесли некоторые припасы до точки, где можно обустроить тайничок. Затем я намеревался вместе с Шошаной порыскать более основательно. Итак, механика, не испрашивая согласия, погрузили в глубокий целительный сон, а группа, состоящая из пяти человек (трое “своих”, двое “сомнительных”) выступила в поход. Кислорода и питания захватили столько, чтобы пятерым на сутки хватило, а двоим — на три дня. Естественно, по ходу дела девицу де Флориньяк от ноши пришлось освободить по причине хрупкости, да и жирняга капитан жидким оказался, поэтому основная тяжесть навьючилась на “своих”.
Космолет лежал в довольно глубокой впадине, метров по пятьсот в длину и ширину, поэтому мы карабкались вначале в гору. Когда поднялись, перед нами открылась долина куда большая, и малышка Люси вдруг заявила, тыкая пальчиком в низину, едва подсвеченную мутным глазом меркурианской луны:
— Je vois les maisons. Un grande ville, en realite. (Гляди-ка, дома, большой город, в натуре.)
— Ерунда, киса, здесь не может быть ничего такого. На худосочном Меркурии полностью отсутствуют секретные города и даже деревушки. Это вам не Марс,— выразился Кравец голосом солидного мужчины, покрывающего залипухи своей маленькой глупынди.
Однако я сразу засомневался. Это как раз на Меркурии не исключены любого сорта сюрпризы. Наши “Дубки” с “Вязами” или какая-нибудь богатая марсианская контора вполне могли отличиться и воздвигнуть тут что-нибудь для тайного величия, хотя бы общественную уборную или рюмочную-закусочную.
Спустились мы еще пониже, метров на сто. Теперь всякий видел скалистую гряду. А взбудораженная личность могла объявить эти скалы чем-то похожим на дома. Или на кучи великанского дерьма. Когда мы углубились в проход меж двух утесов, скалы были все-таки каменными глыбами. Однако, метров пятьдесят спустя, я не мог ручаться, что здесь не стоят оплавленные и потекшие от большой температуры постройки. А чуть погодя нельзя было с чистой совестью отпихнуть утверждение, что все вокруг — не вполне естественного происхождения. Хотя и в таком случае большим искусством тут не пахло.
Да, окрестности смахивали на исторический город. Вроде тех, что кое-как уцелели на Земле со времен царя Гороха. Демонометр, между прочим, не кивал на присутствие нитеплазмы. Конечно, на фабрике в Васино мы встретили много всякого кала из видимой нитеплазмы, на которую демонометр тоже не реагировал. Однако там все-таки изделия из нее лепили с помощью специального оборудования и куда в меньших масштабах.
А если “городище” это не плазмонтово, то чье тогда? По зубам ли такой секретный проект “Дубкам”, “Вязам”, кому бы то ни было? И зачем он?
Вот мы уже вступили на улочки подозрительного города. Стены “домов” были щербатые, какие-то невнятные, без всякой лепоты, будто очень древние, вместо окон — темные проемы а-ля глазищи черепа. Но пыль уже не стояла столбом, а, словно из почтения, висела пеленой чуть выше крыш. И хоть она казалась более плотной, чем раньше, мрак не сгустился, напротив, пространство меж “домов” было подмазано легким светом.
— Cette ville est construite par les anciens mercuriens (Город воздвигли древние меркурианцы, больше некому),— выдвинула “гипотезу” глупындя Люся.
— Это очень похоже на правду, учитывая, что через несколько месяцев он попадет на солнышко и пропечется до приятной температурки в тысячу градусов. А особо благоприятное воздействие на архитектурный стиль окажет солнечный прилив… — возразил я милым голосом, хотя собирался заорать “хрена с два”. — В любом случае, рано или поздно мы найдем какую-то ловушку или хитрость на свою задницу, поэтому бродить нам здесь бесперспективно. Давайте перенесем знакомство с достопримечательностями на другое время и другую планету.