Я подошёл к девушке и сказал:
«Спасибо».
Она была чуть ниже меня ростом, с носом, выглядевшим слишком большим на её лице, но странным образом ничуть её не портившим, скорее наоборот. Должно быть, я слишком пристально её разглядывал, потому что она опустила голову и сказала:
«Я думала, вы сесть хотели».
«Хотел, — согласился я. — Но…»
Я не знал, что сказать дальше, не умел знакомиться с женщинами.
«Вообще-то, мне сорок второй нужен, а его долго нет», — сказала девушка, тоже, видимо, не знавшая, как поступить: продолжить ничего не значивший разговор или помолчать, дожидаясь своего автобуса.
«Сорок второй редко ходит, — сообщил я истину, известную всему городу. — Вам в микрорайон?»
«Нет, я до Монтина».
«Живёте там?» — вырвалось у меня. Не знаю, что на меня нашло, обычно я и слова не мог выдавить, когда оказывался один на один с незнакомой женщиной, тем более такой… красивой?.. нет, но что-то в её лице казалось удивительно привлекательным.
«Да», — сказала она и подняла на меня взгляд. Глаза у неё оказались голубыми с тёмным окоёмом вокруг радужной оболочки: точно такие, как у меня. Это показалось мне поразительным, и я не удержался:
«У вас глаза, как мои».
«Да, — сказала она, — я обратила внимание».
И оба мы одновременно сказали:
«Меня зовут Миша».
«Ира».
Она окончила Институт иностранных языков, работала переводчицей в Институте экономики, хорошее место, интересная работа, приятный коллектив… Я в деревне оттрубил по распределению, сейчас во-он там, в физическом…
Подошёл сорок второй, забитый под завязку, но мы влезли и стояли, прижавшись друг к другу, глаза наши были так близко… казалось, что и мысли перетекали из головы в голову.
Мы вышли на её остановке и распрощались, обменявшись номерами телефонов, но тут же договорились встретиться в субботу в пять в Губернаторском саду.
— О чём ты думаешь весь вечер? — спросила Лиля, замолчав посреди рассказа о том, как Юлий Вазонов из десятого «б» сбил с ног математичку Любовь Константиновну, и, похоже, не случайно, как он уверял…
— Что? — не сразу выплыл я из воспоминания, которое на самом деле не могло быть моим, хотя именно моим и было. — Ты говорила о Вазонове.
— Я помню, о чём говорила, — раздражённо сказала Лиля. — А ты думал о другом.
— Почему ты так решила? — пробормотал я, на что жена пожала плечами и встала, давая понять, что уж мои-то мысли для неё секретом не являются, и думал я, конечно, о рентгеновских галактиках, а не об её учебных делах.
Ну и ладно.
Ночью, когда я уже засыпал, мне вспомнилось, как мы с Ирой ездили в Копенгаген, это было много лет спустя, на грани тысячелетий, мне исполнилось пятьдесят (пятьдесят? возраст показался мне невозможно далёким), и мы решили сделать себе подарок. Денег, конечно, всегда не хватало, но я купил тур, разбив выплаты на двенадцать платежей по «визе».
Я не знал, что такое «виза». То есть, знал, конечно, моё знание-незнание каким-то образом интерферировало в сознании, и я уснул, понимая и не понимая, зная и не зная, но определённо чувствуя, что наступило время больших перемен.
Утром, без пяти девять, я стоял у входа в здание Академии, где на четвёртом этаже располагался Институт экономики, и следил за входившими сотрудниками. Надо было прийти раньше; я не знал, когда Ира приезжает на работу — может, она уже вошла, и я пропустил? Но почему-то мне казалось, что она немного опоздает — она всегда немного опаздывала, именно немного, минуты на две-три, никак у неё не получалось ни прийти раньше, ни опоздать сильнее.
Она вошла в холл три минуты десятого. Каштановые волосы до плеч, нос… по носу я узнал бы Иру за километр. Не потому что нос у неё длинный, а просто… это был её нос, только её, ни у кого на свете не было такого носа, который я любил целовать в самый кончик, всегда холодный, как у здоровой собаки.
Не отдавая себе отчёта в том, что и почему делаю, я шагнул вперёд, заступил Ире дорогу, посмотрел в глаза (голубые! с тёмным окоёмом вокруг радужной оболочки) и представился: