Отдельно складированы спецсредства связи, включая навороченную базовую радиостанцию с компьютерным модулем кодирования сетевых полнодуплексных переговоров в транковой системе.
Вдобавок в ведомости и в наличии имеются, автоматические штурмовые винтовки АК и новейшие пистолеты-пулеметы разнообразной модификации. Все в расчете на усиленный взвод личного состава. О ручных и трех станковых пулеметах, о боеприпасах для них полковник Печанский тождественно позаботился.
Не пренебрег он и минно-взрывным военным имуществом, включая даже грозного вида емкости с ВВ объемного действия. Что несколько удивило Евгена, инспектировавшего хранилище.
«Дотла жечь баррикады на тесных улицах, что ли? Или, напротив, воспрепятствовать выдвижению одной-другой бронетанковой колонны противника? К неслабой войне в городе мой дядюшка приготовился… А если б объемную взрывчатку да заложенным фугасом применить?.. Н-да, варта подумать о вакуумной бомбочке… тое-сёе, коли-неколи читано у деда Двинько».
Чтобы закрыть складское помещение, Евген должен был снова прибегнуть к воздуходувной машинерии. Прокачал, правда, раз двадцать, пока не сработала секретная пневматика. Теперь заново опломбировать объект и можно об иных делах побеспокоиться.
«Завтра Герасим с Наткой конспиративно объявятся. И до Киева всем разом, коли согласно планированию Любка сумела на круг обеспечить обмундированием и транспортом мое оперативное сопровождение…
Михалыча хорошо бы подбодрить. Что-то скис старичок. Нет чтобы спецназовской стариной тряхнуть в боевой эйфории с весельем и отвагой по-русски…»
―…Алексан Михалыч, ты не меньжуйся, кали ласка, снимать или не снимать наше кино, ― уже за чаем с коньяком Евген принялся за психологическое обеспечение. ― Все у нас путем, и все по плану.
Коли не ведаешь, чего делать, подкинь какую-нибудь новенькую монетку. Как мне сегодня сказали, изделие Нацбанка в народе ужотка окрестили: ботва и капуста. Ботва вон на аверсе ― решка, герб, само собой ― капуста на реверсе. Что выпадет, так и поступишь.
― Стар я для этих штучек, ― неопределенно обронил Двинько. Но двухрублевую двухцветную монетку все же подбросил, закрутил в воздухе, ловко поймал на ладонь, прихлопнул молодецки.
― Я с вами, молодь. Командуйте последним парадом!
Однако, Ген Вадимыч, скажем в откровенности, от стариковских сомнений трудненько избавиться. Думал, я думал, дело об организации вашего побега из Американки ― то моя неслышная лебединая песня, о какой не споешь, не напишешь. Нежелательно и душу отягощать лишними смертными грехами на старости лет. Боялся, отмолить неяк не успею.
По-иному же глянуть, с судьбой в орлянку сыграть, то время пожить все-таки у меня есть. Господь милостив. Надеюсь и описать то, чему стану свидетелем и участником.
― Соучастником и подельником?
― Можно и так трактовать сюжетные ходы персонажей с неприятельской точки зрения…
― Скажи-ка, Михалыч, помнишь, у нас в Дарнице рассказывал, как дело было в 1996 году, в 2000-м. Почему ты в тот час белорусский майдан не устроил? Один камешек ― и камнепад обвалом, чтоб никто мохом не обрастал, ― а?
― Смертоубийство, конечно, великий грех, пускай история всегда оправдывает подобные благие цели и кровавые средства. Но с другой стороны, логически взять, очень не хотелось прихода к власти Луки Второго, чуть менее красно-коричневого. Ведь депутатская семибоярщина вскорости кончилась бы демократическим воцарением нового гегемона. Надежду питал, что старый царь-батька Лука Первый сам как-то обломается под собственной тяжестью самодержавия. Российского аншлюса, конечно же, опасался, когда господа-товарищи Черномырдин и Селезнев в Доме правительства сидели.
Ну а с Лукой как-нибудь разобраться, «стингер-снайпер», вооруженной рукой, ману милитари, так это ― общее место пустопорожней болтовни смирных оппозиционеров и бойких журналистов, и думать не думающих о том, как бы самим взять в руки оружие.
― Но ты же думал?
― О том, о сем по сей день приперто размышляю в писательской парадигме: вот бы половчее указать, в кого надо стрелять, ― ушел от прямого ответа Двинько.
А Евген на нем и не настаивал. Достаточно того, что он вселил отменную уверенность в успехе предстоящей спецоперации очень нужному соратнику, было засомневавшемуся в самом себе.
«Работаем в драйв!»
В рабочем порядке Евгений Печанский решил пока не трогать оружейный спецназовский склад от щедрой русской души Ивана Буянова. После, небось, пригодиться вооружать в круге пятом новых единомышленников и союзников в партизанских краях Беларуси. Будь то в городе или на селе, человек вооруженный немалого стоит.
Глава шестьдесят седьмая И славно зиму проведешь
Евген проснулся довольно поздно, в голубоватой утренней рассветной полутьме. Где-то за городом, в полях, в лесах наверняка уж встает неторопкое бледно-оранжевое январское солнце.
Он подошел к окну, не трогая плотные тюлевые гардины, обвел взглядом с детства привычный дворовый пейзаж и стаффаж. Буднично глянул, как визуально знакомая тупая, но исполнительная дворничиха, в тулупе, в валенках усердствует. Посредством песка с солью едкую грязюку разводит на утоптанной снежной тропе.
«Смерть обуви и покрышкам… Не лети, не поскользнись, во дворе живопись…»
Совершенно секретного и нелегального гостя Алесь Двинько устроил на ночлег и на два-три дня взял на постой, поместив в приватном рабочем кабинете на обширном кожаном диване среди запаха почтенных энциклопедических фолиантов и аромата дорогого табака. Так что Евгена вдруг охватило желание выкурить утреннюю сигарету. Но возвращаться к старой привычке в общем-то без нужды. Тем более, зарок навсегда покончить с курением он дал в тюряге.
«Курящая старуха Ангелина Батьковна наверняка гостит у родичей в Борисове. Повсюду у совковых и несовковых народов славутые каникулы, запойно и беспробудно. Стал-быть, самая праздная пора, примечай, для нашего оперативного транзита Минск ― Киев…»
Суевером Евген никогда не был, бродячие народные приметы из разряда черных кошек или тринадцатых чисел отметал с ходу, порой с несказанным раздражением на распространенные глупство и дурнотье. Но сыграть в чет-нечет часом не прочь. И личным, словесно невыразимым предчувствиям привык доверять.
«Не впадая в суеверия, режим наибольшего благоприятствия идет в драйв по-любому. Скорее в кредит, чем в дебет… Того и гляди пруха закончится. Потому надо выжать из общей фартовой обстановки максимум и оптимум».
Евген размял немного мышцы на двиньковском тренажере. А там и легкий завтрак подоспел вместе с Вольгой Сведкович и двумя ожидаемо закамуфлированными нелегалами из Киева.
Один на один получив от Ауди необходимые указания, Герасим выехал с Акбой на рекогносцировку некоторых взлетно-посадочных полос в окрестностях Минска. Натка в данном разведывательном предприятии не задействована; против чего Тана Бельская нимало не возражала. Морозяка несусветный на улице как-никак! Лучше-таки в теплой квартире Двинько у камелька на кухне шутливо общаться с добрыми людьми, не интересоваться лишним и неприятным.
«В том разе минувшими менским свойственниками по бывшему супружнику-супостату…Покуль дело не сделано, вселякие сношения с боярами Бельскими заморозить до лучших времен! Нате, п… на вате, на морозе мини, бикини на ватине…»
Тану ужасно рассмешило новенькое юморное название орла и решки, то есть ботвы и капусты в разменной нумизматике Нацбанка, наверное, сочиненное кем-то из менчуков-интеллектуалов. Хотя по-всякому она бы предпочла на подлинных белорусских монетах увидеть неизменно историческую классику ― герб «Погоня».
―…Однак за неимением туалетной бумаги подтираемся гербовой, что в лобок, что по лбу, панове!
Уютная поварня Алексан Михалыча Двинько с двумя диванчиками у низенького столика и впрямь подходит, располагает к посиделкам с разговорами о многом и ни о чем, калейдоскопом, пестрой смесью. Включая сюда для пущего уюта и настроения настоящий газовый камин с вытяжной трубой, с кулинарным грилем и вертелом. Вкусно гренки с дымком, тосты со шпикачками получаются, коли приучиться, приспособиться, пристасоваться.