В общем и в частностях они друг друга стоят. Профессионально и солидарно. В чем прекрасно убедились и водительница «таврии» с включенным незаметно диктофоном, и ее пассажир на заднем сиденье с пивом и ноутбуком в режиме звукозаписи.
«Не забыть бы подзарядить оба аккумулятора…Если конь не лошадь, к утру довезет».
Все же, коли в наличии журналистская солидарность, то можно и взаимными симпатиями непритворно облечься. Доверием проникнуться в рабочем порядке для пользы дела.
«Business, as usual, nothing personal»[1], ― начал Змитер понемногу припоминать английскую мову, ― все-таки Украина ― вижу, европейская заграница, abroad, Broadway»[2]. Хотя продолжил он мыслить по-белорусски. «Дело, справа, слева у нас, у журналеров и журналюг, ― общественное, информационное…»
Как ни посмотреть,[3] совпадение частных интересов истинными профессионалами ценится дорого. Поболе некоего Парижа, какой-либо политизированной обедни и обоих государств вместе взятых. По ту или по эту сторону государственной границы. «Объективно для субъектов и субъективно нашими объектами».
В какой-то мере оказавшись пассивным объектом в сфере массовой информации, Змитер Дымкин активно сохраняет оценивающий и отстраненный личный взгляд профессионала. Потому нисколь не возражает против пытливых Дашуткиных вопросиков и бесцеремонного вторжения в его частную жизнь. Надо так надо!
«Так-то, my dearest[4] Одарка Пывнюк with my privacy! От перемены мест слагаемых сумма профессиональных подходов и навыков предопределенно не меняется. Я да помогу тебе, ты, верно, подсобишь мне с размещением моих материалов и военными командировками в зону вашего АТО…»
Свой автомобильчик Одарка поставила на подходе за два дома поплоше до богатой загородной резиденции Андрея Глуздовича. Как раз на уличной стоянке рядом с «жигулями-девяткой» и «ладой-калина».
― В такой тачке, как моя, у Глуздовича во двор ни фига не пустят. Петровичу это не понравиться. Лучше пешком входить, так больше доверяют по-свойски, ― неопределенно пожав плечами, пояснила Одарка.
Действительно, о Змитере Дымкине охрана была предупреждена. Его спутницу пропустили без вопросов, естественно удостоверившись, что она с ним, а он с ней. Через калитку в двухметровом железном заборе они вышли на хорошо ухоженную лужайку поблизости от парковки. Туда, на сам-речь, ну никак бы не вписалась Дашуткина отечественная «таврия», явно и контрастно неуместная среди роскошных иномарок. Пускай места ей тут хватает. Зато нимало не имеется более важных и неотъемлемых качеств средства передвижения. Оно так и есть непосредственно с точки зрения бдящих привратных охранников, всему и всем знающим всегда истинную цену и достоинство.
Этот факт Змитер не упустил из виду, отметил его на будущее.
«На самом вам деле, двор ― не подворье. Достоименно и достопримечательно…»
За высоко подстриженными кустами Вовчик Ломцевич не приметил-таки Евгения Печанского. А тот его ожидал с долготерпением у теннисного корта летним украинским вечером. Издали белорусского корешка-брателлу увидел. И Татьяна Бельская, вон она, организовалась вместе с ним. Мигом вскочила с шезлонга, дождалась третьего, видимо, совсем для нее не лишнего сотоварища, кореша и дружбана по лихому побегу.
По-дружески словом перемолвить, даже нормально поприветствовать друг дружку им ох не дали. Ворота широко распахнулись навстречу, и во двор в кильватер за хозяйским дорогостоящим лимузином, столь же по-хозяйски, колонной и конвоем въехали два расписных микроавтобуса.
― Телевизионщики, козлы и козлицы е… драные! ― озлобленно процедила Одарка Пывнюк при виде нежданных конкурентов. ― Вон те, опарыши, из телеканала Глуздовича. А другие ― отовсюду, сборная солянка мудильников, х…сосов и блядей-мандализок… Не бери в голову, возьми в рот. Микрофон, камеру и все остальное…
Глава тридцать пятая Больше по делам
Бог его верно вразумил, направил, оттого Андрей Петрович Глуздович продовольствовать олигархическим ужином всю телевизионную шатию-братию никаких планов не строил. Императивно и категорически. Спустя каких-то полтора часа скопом докучных телевизионщиков и радиовещателей выдворил. И своих, и чужих изгнал, гуртом двинул прочь, вон, долой с охраняемой законом и собственными силами безопасности частной недвижимости.
Коллежский вынужденный исход Змитер прекраснодушно, без обиняков одобрил. «Добро поужинать некоторым нужно не меньше отдыха».
К позднему ужину в саду Вольга Сведкович вовремя и оперативно проснулась, успела навести макияж, вышла при всей ей возможной привлекательности к хозяину и к гостям. Тогда как Инесса Гойценя спокойненько осталась отдыхать, сладко почивать. Или же по-простому до утра недвижимым телом дрыхнуть без задних ног в отведенной им на двоих спальне.
Тем временем место последней за столом, как само собой подразумевающееся, сумела занять дошлая Одарка Пывнюк. Она хитроумно обошла, избежала изгнания из приватных владений. В отличие от конкурирующих торговцев аудиовизуальной свободой слова, своевременно затерялась среди прислуги, держащей язык за зубами. И нисколь не протестовала, когда Андрей Глуздович с подсказкой высоколобого секретаря-референта велеречиво провозгласил белорусский тост за очаровательную и неустрашимую Инночку из Менска. Чокаться хрусталем с вальяжным амфитрионом киевская прохиндейка Дашутка Премирова не рискнула. Просто скромненько промолчала, потупила синие глазки, едва-едва пригубила жеманно из цветного хрустального бокала французскую, со льда финьшампань «Дом Периньон». Засим душевно закусила энным числом бутербродиков с черной канадской икоркой.
«Не до шуток, девчо-пройдисвет далече-далек пойдет. Попсовых песен не поет, хохлушечка, моя душечка», ― по-белорусски констатировал Змитер Дымкин.
Остатние гости из Беларуси во взаимности не пытались нарушить ее инкогнито и раскрыть импровизированный псевдоним. Евген Печанский отечески улыбнулся открыто, Тана Бельская по-свойски иронически подмигнула вполоборота. В то время как Змитер принял вид бесстрастного многознающего профи. Мало, что ли, по-журналистски бывало на форуме при кворуме для декорума?
Тана вскорости встала из-за стола, без церемоний сославшись на огромную усталость:
― Ночью беглой и блудной женщине нужно спать с великого устатку. Изредка сама с собой в одной постели. Не то, ведомо-неведомо, назавтра я буду никакая, что в лобок, что по лбу, дамы и господа!
Дашутка не мешкая вызвалась ее сопроводить.
― Давно нашего Змитера-Влада знаешь? ― не замедлила осведомиться Тана.
― В июне у вас в Менску как-то обзнакомились накоротке.
― А я сегодня свиделась во второй раз в этой йе, гребаной жизни, ― тыльной стороной ладони Тана прикрыла зевок. ― Давай-ка, подруга Дашута, допрашивай и спрашивай дельно, чего конкретно из-под меня хотела. И покороче! А то в сон клинит по страшной силе. От п… и выше вымоталась, признаюсь чистосердечно на свободе с чистой совестью.
― А с Евгением Печанским у тебя как?
― Да то ж самое, Дашута ты моя любопытная…
Евген и Змитер согласно досидели до конца вечернего садового застолья у гостеприимного Глуздовича. Негоже пренебрегать-то хозяйским радушием и обильным угощением по высшему великосветскому разряду.
Ни тот, ни другой спать не хотели и того не желали. Печанский, по-деловому отзвонившись, обо всем со всеми договорившись, спокойно прикорнул, задремал по пути на Киев, всецело доверив Инессе довезти его до места назначения. Почти в то же время Ломцевич умиротворенно отсыпался в поезде на украинской земле.
Но вот поговорить с глазу на глаз, согласовать ближайшие намерения на завтра-послезавтра им очень и очень надо. Ну а потом, как получиться, хотя думать о дальнейшем им обоим также необходимо.
―…Что ж, брателла, завтрашние планы у нас совпадают и пересекаются. После завтрака в Киев по-центровому едем комильфо втроем, я ты и Танька, на разъездном «мерсюке» со вторым водилой Глуздовича.