— Как хотите. Сосуды меняют просвет, мозг начинает чудить. У вас нет проблем с сердцем? А с половой функцией?
— Всё как часы, — заверил я и показал на клетки. — А это для чего?
— По старой памяти, — сказал он довольно безэмоционально. — Лекарство от смерти настояно на крысиных трупиках, инспектор. Эти маленькие создания переживают то, что вам и не снилось — для блага науки. Всё для блага науки, Коллер. Но вокруг Эдем, и преддверие ада закрыто, маленькие создания могут расслабиться. Что вас ещё интересует?
Меня интересовала тысяча разных вещей. Но благодаря свету, прояснилось то, что я желал знать: на всех коробках стоял штемпель товарищества «Хербст». Крысы шебуршали, поглядывая на коробки так, будто знали, что в них находится.
— Подарите одну, — попросил я.
— Одного, — уточнил он. — Здесь у меня самцы.
— Только самцы?
— Только. Самки умирают раньше от опухолей молочных желёз. Как видите, мой Ноев Ковчег нуждается в интенданте. Сейчас я подберу вам приданое, а вы примете лекарство, а то оно уже тает у вас в кармане. Что вы озираетесь? Боитесь, что я вас отравлю?
— С какой стати вам меня травить, — удивился я.
Мы поглядели друг на друга. Очень внимательно.
Врач устало вздохнул. Протянул руку, пощёлкал пальцами.
— Верните мне капсулы. Вы всё равно их не примете. Канцелярский параноик. Ложитесь спать, а перед сном выпейте больше воды. И не морочьте мне голову.
Он буквально вытолкнул нас на лестницу и с чувством захлопнул дверь. Выставил как нашкодивших детей. «Ох», — сказала Афрани. «Да, — сказал я. — Это я понимаю». Может, я понимал ещё не всё, но начинал догадываться, и контуры происходящего начинали вырисовываться яснее, лишний раз подтверждая, что Йен был прав, а Карл ошибался.
***
Болезнь настигла меня после ужина.
Он оказался не в меру обильным, но одиноким — старики ужинали в палатах. Кухонный работник двигался как манекен и разлил чай, его действия были заметно рассогласованными. Афрани сидела, прижав локти — боялась. В голове моей раскручивалась юла, и хотя к десерту подали только красное, выпил я явно больше положенного.
«Спокойной ночи», — пожелала Афрани. Отведённая мне комната напоминала номер в гостинице — холодная и абсолютно безликая. Спокойной ночи, Эрих! Доброго сна. За стенкой бубнила радиола, и я вспомнил, что не решил вопрос со связью. Если придётся эвакуироваться…
Широкая кровать сделала подкат мне под ноги. Я упал в темноту, в простынный казённый мир, отдающий мылом. С натугой перевернулся. Тамтамы уже отдалялись, звук исчезал в перекатах ночи. Я понял, что не могу пошевелить рукой.
Смешок.
В комнате кто-то был.
Он вошёл сразу после меня. Я вспомнил скрип, но не обратил на него внимания, занятый безуспешной борьбой с пространством. Теперь этот кто-то — или эти — стояли прямо у изголовья. Рядом со мной. В прорези век, как в щелях жалюзи, царила липкая чернота.
— Подними. Я хочу посмотреть.
Разве я успел натянуть одеяло?
Кто-то откинул ткань, и бесплотные пальцы вкрадчиво прошлись по коже, расстёгивая рубашку. Со стороны я выглядел как спящий, но эти двое знали, что я не сплю и не включали свет.
Их действительно было двое. Наблюдатель и подчинённый. Прикосновение не содержало признаков пола, оно могло исходить от мужчины или от женщины. Я напрягся. Дьявол! Теперь чужая ладонь скользила по животу, вызывая непроизвольное сокращение мышц. Всё тело превратилось в точку ножевого удара. В ожидании боли — вначале острой, а потом, когда накроет ревущий поток — ярко-алой и оглушающей.
Шершавый палец погладил шрам возле соска. Меня захлестнуло яростью. Этот клоун, кто бы он ни был, прекрасно сознавал, что делает.
Мгновение тянулось за мгновением. Что чувствовал Хеллиг? «Хотель, на, — спросил человечек на своём изломанном языке, — рапроше?» Пятна сливались — красное, зелёное, фиолетовое. Скорей бы, что ли. Нет ничего хуже беспомощности! Крысы обгрызли нос петеру и всверливались в пупок, выматывая кишки, похожие на кровяные колбаски. Невыносимо. Если он меня убьёт, я отомщу.
— Хорошо. Пошли.
Ткань опустилась на место. Перед уходом пальцы прощально пробежались по ребрам, как бы впитывая, пытаясь запомнить каждую телесную впадину. Я готов был поклясться, что чувствую руки Полли.
Но зоркие в ночи глаза принадлежали другому. И не голос Полли произнёс то, что стало моим личным проклятием:
— Славный парень!
========== Поездка в Грау ==========
Я спал крепко и мне ничего не снилось.
Как говорит Карл, «новая жизнь зарождается в постели». Со временем начинаешь ценить незамысловатые радости — чистые простыни, подушки, выглаженное бельё. Все эти трофеи цивилизации. Может, я рассуждаю как деревенщина, но даже трёхтомник «Философской мысли» проигрывает ванной, оборудованной прямо в доме и снабжённой электрическим бойлером.
Из комнаты Афрани не доносилось ни звука.
Дождь закончился, по-видимому, ещё ночью. Грязевой поток промчался по газонам и своротил купальню для птиц. Сейчас там копошились рабочие. В дренажных отводках весело журчала вода. Я опять подумал о втором шансе истории — и о том, что если бы пришлось выбирать между сожжением книг и цивильным завтраком, я бы без колебаний выбрал последний.
Кстати, насчёт завтрака…
— Зачем вам крыса? — требовательно спросил долговязый.
— Люблю животных, — ответил я, подавив естественное желание бросить: «В суп».
Из окна буфета двор представал уже в другом ракурсе. Огромные вазы придавали пейзажу нечто сюрреалистическое. По разрытой земле ходил скрюченный человек в резиновых сапогах — я узнал привратника. Это он вчера загремел болтом и цепью, открывая нам ворота. А тремя часами позже спросил меня: «Закончил?» Ну да, точно. Я испытал облегчение от того, что память опять работала, как надо.
— Ваша девушка уже позавтракала, — с лёгкой укоризной осведомил меня долговязый.
— Она не моя девушка.
— Бухгалтер показывает ей документы. Она запросила зарплатные ведомости и баланс за прошлый год.
Меня тоже ждали кипы перевязанных папок. Горы белоснежной бумаги, содержащие порции отлично упакованной лжи. При одной мысли о них меня затошнило.
Из столовой доносился стук ложек и звон стаканов, наигрывал бодрый, ритмичный шлягер. Судя по запахам, старики лакомились гороховой кашей. «Потрясётесь по грунтовке до Грау», — вспомнил я. Прекрасный день для загородных прогулок. Я чувствовал, что мне обязательно, просто непременно нужно выйти на воздух, за пределы этих кремовых стен, за ограду, великолепно исполненную, но почему-то при взгляде на неё я начинал думать о колючей проволоке.
— Сколько километров до Грау?
— Если идти пешком, потеряете день, — отрывисто сказал долговязый. Почесал прыщ и с детской непосредственностью вопросил:
— А зачем вам?
Искушение ответить «за надом» было просто непреодолимым. Именно так выразился бы человек, не отягощённый дыханием некогда мощной культуры. Надо мной же витала карма инспектора, поэтому я сказал:
— Административное поручение. У вас найдётся велосипед или, может быть, мотоцикл?
— Нет, — медленно сказал он, что-то подбирая в уме. — Мотоцикла у нас не найдётся. Но я могу распорядиться, чтобы вас подбросили в Грау. Нужно забрать косилку из мастерской, и Хуперт, кажется, хотел прикупить сигарет.
— Вот и прекрасно, — одобрил я. — Я тоже куплю себе сигарет. И вот ещё…
— Алек, — подсказал он.
— Алек. Насчёт моей помощницы…
— Я прослежу, — с жаром заверил он, подаваясь вперёд. Кончик носа с прыщом стал совсем багровым. — Никаких инцидентов. Я прослежу лично!
Особенно за Польмахером, подумал я. Но кивнул, как будто обещания меня вполне устроили. Дипломатическая интуиция подсказывала, что поступи я иначе, Афрани получит на обед суфле из крысиных хвостиков.
***
— Гип-гип ура! — сказал Хуперт, когда в лобовом стекле возникли очертания полуразрушенной кирпичной башни и жестяная крыша старого элеватора. — Держитесь крепче.