има остановился, чтобы выкурить сигарету, не любил он курить на ходу. Редкие пассажиры выходили из вестибюля станции метро, до часа пик оставалось ещё около двух часов. Было спокойно, и в такое время их квартал напоминал прежние тихие времена, когда станции «Владыкино» ещё не было, и дома их казались отрезанными от мира. Уже подступили торопливые осенние сумерки, и, наверное, поэтому Дима не спеша зашагал в сторону дома - темнеющий воздух располагал к спокойствию. Он шёл наискосок по дорожке, настолько вытоптанной и утрамбованной годами, что даже обычная осенняя слякоть не в силах была затронуть её твёрдость. Дима шёл мимо сломанных качелей и полуразвалившейся песочницы - никак, никак не приводили в порядок детские площадки в их квартальчике. Целыми оставались только самодельные скамеечки, они были местами сборов здешних молодёжных компаний, вот и оставались нетронутыми. Дима остановился - эх, когда-то и он с пацанами бренчал здесь на гитаре. А позже и с девчонками по вечерам болтали и травили анекдоты. «Да, а где-то недалеко была Оля... Не моя...» Он вздохнул, огляделся. И замер. Совсем рядом, на скамеечке, стоящей возле кустов сирени, сидела она, Оля. Дима даже прищурился - не подвело ли его зрение в сгустившихся сумерках. Нет, с глазами его как обычно всё было в порядке, и это действительно была Оля. Только вот сидела она как-то неестественно прямо и обеими руками держалась за гладкое сиденье скамеечки. Дима без раздумий подошёл к ней - нет, он не обрадовался выпавшей, наконец, встрече наедине, его эта встреча встревожила. И не напрасно - Оля сидела с широко раскрытыми глазами, и безумное напряжение отражалось на её лице. Дима подошёл, но она даже не прореагировала на него, сидела будто была ледяной статуей. - Оля? Пакет с покупками мгновенно оказался на пожухлой траве, Дима присел на корточки и внимательно всмотрелся в странное выражение, застывшее на её лице. Он поводил рукой перед её глазами - никакой реакции. - Оленька... Дима коснулся её рук. И содрогнулся от ощущения леденящего холода. Он хотел согреть её руки, но не сумел разомкнуть её пальцы, Оля держалась за лавку мёртвой хваткой. «Что? Что делать?!» Дима коснулся её шеи - кровь пульсировала, правда едва заметно. Тогда он очень осторожно потер мочки её ушек... И Оля моргнула. - Оль, ты слышишь меня? Оля ответила не сразу. Но ответила! - Слышу. - А видишь? - Нет, Дим... Сердце застучало в его груди как обезумевшее. Оля узнала его по голосу! Невероятно! Но... Почему она не видит? - Оленька, что с тобой? - Шум... Очень сильно шумит в ушах... - она говорила тихо и медленно. - Ты замёрзла, давай я тебе руки погрею. Дима надел Оле капюшон, она так сильно держалась за лавку, что даже не поправила его, а ведь на улице было прохладно. - Я боюсь упасть, - именно поэтому Оля ухватилась за ближайшую опору. Дима тут же сел поперёк скамейки и, сбиваясь от волнения, предложил: - Оль, а ты... прислонись ко мне и... - он расстегнул свою куртку, - отпусти эту доску... Руки её дрожали от усталости и холода, и Дима обхватил ладонями Олины онемевшие пальчики, принялся осторожно поглаживать, согревая. Оля вздохнула. И прильнула к Диминой груди. - Рассеивается это серебро... Какие-то серебряные вспышки были перед глазами. Говорила она едва слышно и очень тяжело дышала. Он обнял её, и Оля спрятала руки в рукавах пальто. Она совершенно обессилила и с удовольствием прижалась к Диме - Господи, как же неожиданно и вовремя он появился! Дима волновался, радовался и трепетал одновременно. Он дышал с трудом, и голову кружило от счастья - Оленька, милая, она так близко! - Скоро всё пройдёт, всё будет хорошо, - в принципе Дима предполагал, что с Олей произошло: скорее всего, спазм, и, видимо, от холода. - Сейчас посидим чуть-чуть, и ты окончательно придешь в себя. - Немножечко было страшно... - Не бойся ничего, - прошептал Дима. - Я с тобой, радость моя... - он осторожно коснулся губами её виска. - Любимая... Оля замерла, не в силах поверить услышанному. Значит?.. Значит, напрасно она себя уверяла, что Дима смотрел на неё, а думал о другой. Получалось, что обожание в его глазах тем летним утром было адресовано ей. Конечно, именно поэтому они сейчас запросто стали говорить друг другу - «ты». Между ними существовала чувственная связь, о которой Дима знал, а Оля лишь недавно заподозрила. - Раньше со мной такого не случалось... - И больше не случится, - Дима прижался щекой к её капюшону. - Ты, наверное, замёрзла и устала. Оля уткнулась лицом в его грудь. Мягкий свитер, едва уловимый запах одеколона и сладкий аромат сигарет - всё это показалось Оле близким, очень желанным, но... недоступным. И уже ничего не сделаешь. Оля вздрогнула от внезапно брызнувших слёз - очень горячих... Она старалась не всхлипывать, лишь иногда глубоко вдыхала и выдыхала. А Дима поглаживал её по спине. Оля чувствовала, что ей становится легче. И когда слёзы прекратили своё свободное течение, Оля выпрямилась. Благо, что сумерки уже стали густыми, а ближайший фонарь был не приличном расстоянии от них. - Дим, мне так плохо стало, потому что я беременна. Оля решилась посмотреть на него не меньше чем через пару минут. Лицо Димы было спокойно. Он с нежностью смотрел на неё. - Поздравляю, это замечательно, - прошептал он и улыбнулся, - береги себя. ...Они не спеша добрели до своего дома. Больше ни о чём не говорили, и каждый с трудом сдерживал прерывистое дыхание. Дима проводил Олю до квартиры. - Оль. - Да. - Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся без стеснения. - Спасибо, Дим. - Я всегда помогу тебе. Во всём. Она кивнула. И скрылась за дверью своей квартиры. А когда он поднялся к себе, снял куртку и коснулся свитера... Свитер был мокрый. От Олиных слёз мокрый. Из груди Димы вырвался стон, и кулак его обрушился на стену.