его она не хочет рожать. Но вопрос этот явно блеснул в его глазах, и Оля вся сжалась, ожидая кошмара. Он ведь может и без разговоров, снова... - Может, ты позже захочешь?.. Удивительно, но Юра улыбнулся. И осторожно поцеловал Олю. - Юр... - Поцелуй меня... Я так соскучился по тебе, всё мечтал, когда же смогу обнять тебя! Я очень люблю тебя, Оль! Оля ответила на его поцелуй. Она очень старалась. Но поначалу ничего не ладилось. Озноб, возникавший от прикосновений мужа, не проходил. Она не получала удовольствия от его ласк, не говоря уж об удовлетворении. Юра же так старался, что порой причинял ей боль. От всего этого Оля переживала, а Юра волновался. И злился - жене не всегда удавалось скрывать то, что она действительно чувствовала. Раз за разом, выполнив свой супружеский долг, Оля отворачивалась от мужа, и слёзы горячими потоками проливались на подушку, будоража рану в сердце. Оля понимала, что виной всему происходящему - боли, непреодолению, нежеланию - был тот единственный Димин поцелуй. Она вспоминала этот поцелуй бесконечное множество раз, и от этих воспоминаний творилось невероятное не только в душе... Думала - каково это, когда по-настоящему любят двое: и, к сожалению, только мучила себя такими мыслями. - Что же делать? Ведь невозможно жить с Юркой вот так... Ответ на этот непростой вопрос пришёл к ней в конце осени, в уникальном барселонском парке Гуэль, в этом удивительном сочетании природы и архитектуры. Парк этот располагался на холме, и Оля, заходя со стороны улицы Улот, поднималась по широкой лестнице с фонтанами на самую вершину. На вершине была разбита огромная площадь-терраса, по периметру которой тянулась длинная и извилистая скамья, служащая парапетом. На этой скамье Оля и любила сидеть и размышлять. Тем более осенью температура была не выше двадцати градусов тепла, и она не упускала ни дня, чтобы не приехать сюда. По утрам Оля отвозила Митю в детский сад и полдня была свободна. И Оля или проводила время на удивительной скамье, либо изредка бродила по дорогам парка Гуэль - она смотрела на бесконечные группы туристов и улыбалась их восхищению. Да, для неё всё это великолепие уже стало привычным. И всё благодаря Юре. Причём и Юра для миллионов людей - диво, а для неё просто мужчина, с которым она вынуждена жить. Не тот мужчина. «Вот если бы и мне стать не той женщиной, - подумала однажды Оля, - тогда!..» И она уцепилась за эту мысль, как хрупкий кустик за скалу - не место кустику на голых камнях, но раз уж занесла судьба... С тех пор, раз за разом, как только у мужа появлялось желание заняться сексом, Оля начинала фантазировать - «Это не я, это кто угодно возле Юрия Тихомирова, только не я». И... всё получилось! К счастью, такая формулировка сработала. Оле удалось преодолеть неприязнь и отчуждение, становясь в супружеской постели другой, не собой. Почти окончательно Оля справилась с собой без малого через год. Когда прилетела с Митей в Москву, сдавать экзамены за первый класс. На склоне дня прилёта, когда Митя уже спал, Оля увидела Диму. Она стояла возле окна в своей комнате и, не отодвигая тюль, любовалась двором. Посматривала на прохожих, на проезжающие или парковавшиеся автомобили. - Машин очень много стало, - Любовь Васильевна подошла к Оле и погладила по плечу - она была очень довольна их приезду. - Да, раньше пустой двор был, а теперь целая автостоянка... Очередная машина заехала во двор и остановилась неподалёку от их подъезда. Водитель этой темной симпатичной иномарки продемонстрировал классное умение парковаться. Но Любовь Васильевна вздохнула, и Оля удивленно посмотрела на маму. - От этого никуда не деться, мам... Мама ответила грустной улыбкой. А как только во вновь прибывшей машине открылась дверца, Оля поняла, что не избыток автомобилей тревожит маму. Из машины вышел Дима. - Машину он новую купил... У Оли дыхание перехватило - Дима! Её любимый, о котором она ни на день не забывала. Дима, всё такой же замечательный. Дверца со стороны пассажира тоже открылась, и Оля увидела девушку. - Женился, - Любовь Васильевна посмотрела на застывшую дочь и вышла из комнаты. - Женился, - прошептала Оля. Дима поставил машину на сигнализацию, взял жену за руку, и они пошли к подъезду. Оля смотрела на них и ей казалось, что душа её сейчас пролетит сквозь захватившие её любимый двор сумерки и разобьется о черноту асфальта. Дима держал жену за руку, что-то говорил ей... Вот он посмотрел на неё, улыбнулся. И... Или Оле это показалось? Дима бросил быстрый взгляд на её окно? - Просто сумерки... - пробормотала Оля и отошла от окна. Она легла на диван и отвернулась к стенке. Сейчас, сейчас она справится с болью. Ведь Оля сама год назад сказала Диме - «Женись!» Потому что сделала выбор. Это был выбор разума. И теперь нужно было поставить точку в своих мучительных мечтах. Оля лежала, уткнувшись лицом в спинку дивана, и изо всех сил уговаривала себя поставить эту самую точку. Оля лежала. И не видела, что Дима вышел из дома и сел в машину. Он поехал в гараж. А потом возвращался и шёл, поглядывая на её окно. Он остановился перед подъездом. Несколько минут стоял, просто держа сигарету в пальцах. Потом закурил. И неотрывно смотрел на Олино тёмное окно, пока горел огонёк на сигарете... * * * Те серые глаза, которые Дима любил, к его сожалению и печали, остались недоступными. И чтобы попытаться не слишком часто вспоминать Олю, он взял в жёны девушку с глазами карего цвета, которые ему всего лишь очень нравились. - Она любит меня, я буду ценить это, и всё получится, - сказал себе Дима. - Иначе я не справлюсь. И едва оправившись от боли, Дима вылетел в Узбекистан и сделал предложение дочери своего ташкентского начальника. Он верил, что любовь Нины хоть немного зарубцует рану в его душе. Пока Дима служил в Ташкенте, держал с дочерью начальника дистанцию. Он видел, что Нина влюбилась в него, но... Но он любил другую женщину. И он не нуждался тогда в любви Нины. Хотя симпатию в нем эта кареглазая прелестница вызвать сумела. Она была мила - удивительное соединение русской и узбекской крови. Она была приветлива - почтительность узбеков и широта русских делали Нину изумительной. Она нравилась Диме, очень нравилась. А тем более её отец - Димин начальник - всячески способствовал их соединению. Ведь Николай Иванович Пташов сдружился с московским гостем не для того, чтобы быть к Диме ближе из-за службы, а потому что хотел получше устроить судьбу своей дочери. Ну приглянулся ему этот Шалимов! А Дима и не отрицал, что ему нравится бывать в доме начальника - и в Ташкенте не было близких, да и Нина оказалась симпатичной. И вот, когда Оля переступила через их любовь... Дима решился - он «застолбится» и не сможет изменить свою жизнь, потому что таким кротким и любящим глазам Нины невозможно причинять боль. - Николай Иванович, а как быть с калымом? Этот осторожно заданный вопрос заставил Пташова расхохотаться. - Дим, во-первых, я русский, и в моём доме эти азиатские штуки ни к чему! А во-вторых... Николай Иванович подмигнул Диме - дочь едет в Москву, о чём ещё можно говорить! Но всё же Дима сделал подарок Нининой маме - замечательный, массивный браслет. Ведь она-то, хоть и была замужем за русским, оставалась узбечкой с вековыми традициями, тихо живущими в ней. Женщина благодарно улыбнулась будущему зятю. А поженились Дима с Ниной в Москве, тёплой осенью. «Надо же, у меня всё как положено. Первая брачная ночь действительно первая, - думал Дима, стоя возле приоткрытого окна и куря сигарету. А жена ждала в спальной. - Это потому что...» Этих «потому что» он мог насчитать около десятка. Но это было ни к чему. Дима был отчасти согласен с тем, что брак держится на уважении, внимательном отношении друг к другу и понимании. Слишком от многих Дима слышал, что любовь проходит и если вышеперечисленного не остаётся... Было жаль слишком многих, которым не посчастливилось узнать настоящую любовь. А мысль о том, что жаль себя из-за расставания с любовью, Дима близко не подпускал. «Нина замужем за любимым мужчиной - этого нам хватит!» А тем более она оказалась такой трогательной, стеснительной, внимательной и любящей, что Дима полностью и с радостью погрузился в семейную жизнь. Он с удовольствием узнавал свою жену, осторожно дарил ей нежность и наслаждался её любовью. Нина, имея высшее техническое образование, в Москве устроилась работать в регистратуру районной поликлиники. Она поступила так намеренно, хотела поскорее приспособиться к быту и привыкнуть к московской жизни. Нина прежде всего считала себя женой, карьера её не беспокоила. Она заботилась о Диме, вела хозяйство так, чтобы муж её - коренной москвич - оставался доволен всем, и налаживала отношения с новыми родственниками. И всё у Нины получалось замечательно, только вот русская зима обидела её. Она заболела, сильнейшая ангина на три недели приковала Димину жену к кровати. - Я и дома-то часто ангиной болела... Чуть что - и готова! С детства это... - Горло слабое? - Да. - И это при вашем климате?! Дима с тревогой посмотрел на жену - а что же будет здесь, в долгой холодной зиме? - Врач сказал, я адаптируюсь! - Конечно, Нин! Ты привыкнешь! Но привыкание это оказалось ужасным. Всю зиму Нина заболевала снова и снова. Через неделю, следом за ангиной, её сразила простуда, а после этого она проработала две недели и подхватила грипп. - Нин, ты в поликлинике заражаешься! Сейчас же самый пик этих болезней! - Думаешь? - Конечно! - Дима очень тревожился за неё: немыслимо столько