Но это было до того, как мы едва не потеряли Сашу.
Той зимой 1975-го неприятности сыпались одна за другой.
Пахомова и Горшков, разумеется, уже не могли ехать ни на какой чемпионат мира – не только в качестве лидеров, вообще никак. Другого чемпиона Европы из моей группы, Владимира Ковалева, сразу попытались отодвинуть с пьедестала чемпионата мира. Наталью Линичук и Геннадия Карпоносова, мою вторую танцевальную пару, ставшую только что бронзовыми призерами чемпионата Европы – меняют местами с Ириной Моисеевой и Андреем Миненковым.
В общем, по группе Чайковской был нанесен сильнейший удар.
Но главным тогда было спасать Горшкова.
Врачи осторожно говорили, что наш чемпион при удачном стечении обстоятельств сможет встать и пойти через два месяца. В самом лучшем случае – через месяц. Если очень повезет. Именно – встанет и сможет просто двигаться.
Никто из специалистов медицины просто не мог предположить, что через несколько недель Александр Горшков выйдет на лед.
На чемпионате мира, который должен был пройти в США в первой декаде марта, нужно было представить новые обязательные танцы. В том числе и наше танго «Романтика». Международная федерация конькобежцев (ISU) должна была их утвердить – и представить всем национальным федерациям. Как образец того, как нужно это катать.
Горшков вышел на лед после операции через две недели! Благодаря не только удивительной выносливости и тренированности своего организма, но и силе воли. Такую сегодня уже не встретишь. Он начал двигаться по чуть-чуть. А ведь через три недели предстояло лететь в Америку!
Все еще усложнилось тем, что чемпионат мира проходил в Колорадо-Спрингс, на высоте около 2500 метров. Где не то что танцевать сложно – после 10 шагов уже одышка возникала с непривычки. К тому же в американском среднегорье хуже, чем в любимом нами Терсколе.
Вначале после каждого проката в этих американских горах Саша в прямом смысле ложился на бортик. После трех серий его буквально волокли в сторонку. Саша садился на пол, а Чайковский давал ему кислородную маску. В маске он мог отдышаться чуть-чуть. А мы-то думали, что уже все.
И тут-то Горшков вдруг ожил. И сказал, что хотя прошлые ночи ему было трудно дышать, но сейчас уже вроде и ничего. Это было удивительно.
После чемпионата мира часть сборной должна была ехать в заранее оговоренный месячный тур по Северной Америке – Сан-Диего, Калгари, Чикаго, Ванкувер, Калифорния. Пахомова и Горшков были включены в состав группы задолго до операции на легком, и американцы, конечно, хотели видеть их.
Слухами земля полнится. Кто-то дома пустил слух, и он быстро прошел по всей стране, что Александр Горшков то ли погиб в Америке, то ли при смерти находится, а власти скрывают от народа трагедию кумира миллионов.
И вот мы прибыли в Сан-Диего. Поздняя ночь, наверное, часа два. Нас поселили в каком-то пятизвездочном отеле, где, как назло, местная баскетбольная команда бурно праздновала свое чемпионство. Все негры ростом выше двух метров широко гуляли со своим кубком и всем, что к нему прилагалось.
Тут-то и раздается звонок у меня в номере. С ресепшен на английском, разумеется, мне сообщают, что меня спрашивает Москва (ну конечно, там ведь уже день, почему бы не позвонить!).
Вообще-то в нашей группе был официальный руководитель. Но поскольку он и на русском-то говорил с трудом, то обращались по любым вопросам все время ко мне.
Звонил руководитель Олимпийского комитета Виталий Смирнов:
– Здравствуйте, Елена Анатольевна, как вы там?
– Да хорошо, все живы-здоровы, катаемся отлично.
– А как дела у Милы с Сашей?
– Да замечательно катаются. Их принимают на ура.
– А как там здоровье Горшкова, он может подойти к телефону? – продолжает выпытывать Смирнов.
– Виталий Георгиевич, – отвечаю я, желая послать всех к черту, – тут огромный отель, и Саша живет очень далеко от моего номера. И он сейчас, конечно, спит.
Идти действительно надо по какой-то бесконечной лужайке с высокой травой мимо безразмерного открытого бассейна на другой конец отеля.
И вот я, проклиная все на свете, накинув на ночную рубашку свою норковую шубу, вхожу в огромный лифт. А в лифте двухметровые баскетболисты с пивом орут мне что-то. И я думаю – ну вот и смерть моя пришла.
Я им прокричала нечто вроде «конгрэтьюлейшн!» – и быстрей-быстрей выскочила на территорию, пробираюсь по траве мимо этого бесконечного бассейна. Дохожу наконец до корпуса, где Мила с Сашей живут, а там… заперто!