— Трухмальные ворота.
Сергей догадался, что мудреное заграничное слово «триумфальные» не по зубам бородатому вознице, но по тому, с какой гордостью он это слово произнес, почувствовал, что он уважает и ценит памятник героизму народа русского в войне против Наполеона.
Ловковы — Спиридон Иванович, его жена Марфа Захаровна, сын Вася — встретили гостя по-московски радушно. Поили, кормили, заботились о нем как о родном. Едва кончились расспросы про деревенскую жизнь, Спиридон Иванович попросил сына показать гостю Москву и в первую очередь найти Училище живописи, ваяния и зодчества, чтобы записаться на экзамен.
Побывав в училище, которое находилось на Мясницкой, спустились по Сретенскому и Рождественскому бульварам на Трубную площадь. Здесь. ни проехать, ни пройти. Вся площадь запружена народом. Идет торг. Продают и меняют голубей, певчих птиц — чижей, перепелок, канареек, щеглов, синиц. Торговцы держат свой товар в клетках. Тут не только птицы, но и щенки, кошки, морские свинки. Мальчишки-голубятники, кажется, вот-вот взлетят: за пазухой, в карманах, в руках у них пернатые, готовые в любой момент взвиться в белесую синеву сентябрьского неба. Здесь же продают породистых собак и охотничьи принадлежности. Продавцы птиц, завлекая покупателей, звонко выкрикивают рифмованные куплеты. Шум и гам рынка слышен у Петровских и Сретенских ворот, у цирка Соломонского и на Неглинной.
По Неглинной они вышли к красивой Театральной площади с Большим оперным, Малым драматическим и еще водевильным Прянишниковым театром, а оттуда через Воскресенские ворота попали на Красную площадь.
Торжественная, славная минута для каждого, кто впервые обводит взглядом Никольскую и Спасскую башни Кремля, чудо зодческого искусства — храм Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место.
В Спасские ворота они вошли, предусмотрительно сняв шляпы. Сергей помнил стихи Федора Глинки:
С робостью и восторгом приблизились к колокольне Ивана Великого. У подножия ее стоит на земле царь-колокол, а немного поодаль — царь-пушка. Вокруг ходит народ, дивясь чудесам. Решили подняться на вершину главной в России колокольни. С поднебесной высоты им открылся величественный, грандиозный вид. Москва предстала взору со всеми улицами, площадями и далекими окрестностями. А прямо под ними — простор кремлевской Ивановской площади, которую образуют немые свидетели многих важных событий русской истории — Благовещенский, Архангельский, Успенский соборы, Теремной дворец.
На другой день Коненков, сопровождаемый Васей Ловковым и его приятелем Мишей, отправляется в Третьяковскую галерею.
Трое юношей вошли в скромную дверь в тихом замоскворецком переулке. Служитель принял у них пальто. Людей не было видно — кругом одни картины. Картин такое множество, что оказавшийся здесь впервые провинциал вконец растерялся. Вася и Миша, заметив это, повели Сергея туда, где, по их мнению, было самое замечательное. Картина «Иван Грозный и сын его Иван» смутила, напугала юного Коненкова. Он увидел лежащего на окровавленном ковре молодого человека со страдальческой блаженной улыбкой на лице. Из виска его лилась кровь. Над ним, как кошка с вытаращенными глазами, — другое испуганное лицо с безумным выражением глаз. Грозный, убивший своего сына. Сергей отшатнулся от картины. Ему хотелось, закрыв глаза, бежать прочь. В его искусстве убийство, нравственное потрясение, вызванное насилием, не найдут места! Огорчение было так велико, что он, отвернувшись от «Ивана Грозного», решил покинуть галерею. Но тут увидел на противоположной стене изображение женщины — умиротворенной, цветущей, излучающей добро и покой. Она уснула в уютном кресле. Ее спокойная поза, розовое красивое лицо погасили раздражение, приглушили саднящую боль. Тем не менее больше находиться в репинском зале он не мог. Его спутники умолкли и покорно следовали за Коненковым, который, но поднимая головы, стремительно шел по залам галереи.