Моя бабушка была католичкой и мне, как православному нельзя было за нее молиться. Т.е. молиться про себя можно, ставить свечку, отдавать милостыню и надеятся… Я терзал себя, что не уговорил ее перекрестится в православную. Теперь уже не помню, предлагал я это ей или нет, но она все равно бы отказалась. Мама заказывала молебен по ней в католическом храме. Я пытался отговорить, она не поняла. У меня было мало аргументов. Я остался со своей злобой и кучей вопросов без ответов. Пару раз я все таки сходил с ней. Мой духовник этого не одобрил. В конце концов вышло так, что я рассорился со всеми.
Нельзя сказать что я изначально и думал только о смерти, наверное только после того, как жизнь оказалась слишком крепкой на зуб. О, да! И зубы у меня были плохие, поэтому я стеснялся улыбаться, а тем кто не улыбается вход на бал заказан. Кроме этого я стеснялся еще наготы, своего тела, слишком худого, большой головы, своей походки, не умения сострить, красиво говорить, танцевать, обходиться с девочками. Даже целовать их в щеку. Представляю, какое впечатление я оставлял. Неуклюжий, полудурок-полуманьяк. Пришлось углубиться в книги. Не могу сказать, что мне там не понравилось, но все тонны бумаги которые я прочел за все эти годы, без раздумий променял бы на счастливые годы уверенного в себе мальчишки переходного возраста, которого обажали девочки. Ведь проживший всего несколько таких лет мальчик, может сказать, что прожил счастливую жизнь, а мимо тех, которых прошли эти годы, прошла и вся остальная жизнь. Все остальное – неудачные попытки закрыть гештальт. Начинало светать…
Не люблю рассвет. Не мое это. Всегда предпочитал закат, но луне однако, предпочитал солнце. Рано утром я всегда слаб, раздражен как оголенный нерв, и тут бабахнуло! Это был шок. Второй раз уже попонятнее и менее страшно. Нас бомбили. Мне начало сдавливать горло, стало трудно дышать, заложило уши. Отец рукой придавил меня к земле. Краем глаза я видел остальных, неуклюже пытающихся зарыться в землю. Грохот стоял неймоверный. Я потерял ощущение реальности. Слышал слова отца, но не различал. Страх становился животным. Если записать, что в такие моменты думаешь и говоришь, что обещаешь, о чем зарекаешься, а потом послушать в спокойной обстановке, можно повеситься от стыда. Через некоторое время адское громыхание стихло. Нас не задело. Оказывается бомбили не нас. Русские бомбили турецкую колонну, в километрах 50и от нас. Оказывается отец знал это и пытался объяснить нам во время бомбежки, но что мы могли расслышать? Стало немного обидно. Значит на нас даже внимания никто не обращает? ..
Всегда мечтал о Нице. Вынашивал, лелеял мечту о ней. О ее лазурном береге, белых домах, синем небе. В какой то момент мне даже показалось, что и она влюбилась в меня. Что ждет меня с распростертыми, знойными объятиями. Но чтобы увидеть ее, я должен быть полностью готов. Чтобы встреча, если она состоится, не оказалось хуже, чем в мечтах. Потом я узнал, что Ница уже не та. В ней поселились арабы. Много арабов. Я был так зол, так оскорблен, что чуть было не разлюбил Ницу. Всегда до этого пройзносящий ее имя с редчайшим благоговеянием, теперь ругался плебейским матом. Еще я решил убить всех арабов, а кого не достану, выгнать из нее, но поскольку Ница любила их, раз дала в себе жить, а больше всего я боялся разочаровать и потерять ее, то решил полюбить пусть даже и их, лишь бы тоже жить в Нице и лишь бы она любила и меня. все мы мечемся. везде ищем потерянный рай. Я свой нашел, это ты. не выгоняй меня из себя!..
В наш век необходима информационная гигиена. Чем больше информации, тем меньше смысла. Само понятие "смысл" потеряло смысл, приобретя вариативность и множество альтернатив. Тысячи рельностей. Пожалуйста, выбирай! Чем не расчепление личности? – Русские бобили турок. Турки русских. Мы ждали чего то, или кого то. Возможно, Годо…
Почему женщины думают так: пусть он сам догадается, он же мужчина?! Пусть разберется в этой паутине намеков, странных поступков! А мужчина не понимает почему все так, мужчине надоедает и он уходит, а женщина остается одна, так и не поняв в чем дело и продолжая обвинять мужчину, когда просто можно было первой сказать: я люблю, хочу и могу быть с тобой! Люди всегда просят дать им правды. До конца. А когда их ее дашь, то им становится тошно от тебя. Несмотря на то, что я рос по большей части сред женщин, так и не "стал одной из них", хотя отпечаток на меня это все же наложило, моя картина мира во многом сформировалась как женский взгляд. В большинстве ситуаций я принимал сторону женщин. Мне казалось я их хорошо понимал, лучше, чем другие, но уверенности в отношениях с ними это не добавляло. Я мог бы сострить, зная, что женщины любят остроумных, и даже попасть в самое яблочко, но поскольку никогда не умел ходить по канатам, молчал. Слишком тонкая грань между уверенностью в себе и самоуверенностью. Никак не хотелось показаться этим последним. Т.е. пекся о репутации хорошего мальчика. Женский взгляд, что и сказать?! Как будто за меня решала мать. Часто влюбляемый я никогда не признавался в этом никому. Иногда я любил двух или нескольких и да, мне казалось, что я был способен на такую любовь. В моем сердце места хватало, главное как все они уживутся там друг с другом. Конечно они не уживались. Всю жизнь мы только и делаем, что нравимся самим себе и питаемся илюзией, насчет того, что возможно кому то понравиться также, как себе. Но ведь все остальные тоже гнут свою линию. Любовь – офшор где мы храним свою душу-свой клад в недосягаемости, и где ваш клад там же и вы! Не будет тебя в моей жизни не будет и меня.