— Какая такая?
— Такая соблазнительная. И почему я не видел тебя раньше?
— Да, иначе бы самый известный бабник нашего города и ближайших ферм точно бы не прошел мимо тебя, да, Лукас?
Кэндис застыла, опустила глаза в кружку с уже остывшим чаем, чуть покрутила ее в руках. Слова Шона обидели ее, хотя относились совершенно не к ней, но она все равно приняла их на свой счет.
— Ты считаешь, что я такая доступная? — спрашивает прямо в лоб.
— Я этого не говорил, — Шон теряется от такого вопроса, отвечает резко, повышая тон.
— Но ты так подумал.
— Ты не можешь знать, что я подумал.
Мужчина сжимал в руках бутылку пива, пристально смотрел на девушку, сидящую рядом. В воздухе заискрило электричеством, Лукас даже растерялся.
— Если ты оказался моим первым мужчиной, можно сказать, по ошибке, это не дает тебе право называть меня легкодоступной женщиной.
— По ошибке?
Шон, играя желваками, встал, грозно нависая над девушкой. Кэндис до боли прикусила губу, понимая, что снова ляпнула не то. И почему у нее не получается нормально разговаривать с этим мужчиной? В его словах она чувствует обиду и издевку над ней, тут же сама язвит в ответ. Хотя, может быть, он совершенно не хотел ее обидеть и, скорее всего, он так не думает. Но ей нужны слова, а не только его ласки, она не умеет читать мысли.
Шон, словно спичка, вспыхивал рядом с этой девчонкой. С виду такая невинная, словно ангел с голубыми глазами, не хватает только крыльев за спиной. Она выводила его на такие противоречивые эмоции, которых, он считал, у него нет и никогда не может быть. С одной стороны, хотелось прижать ее к себе, целовать эти сладкие губы, защитить от всего мира, чтобы никто никогда не смел ее обидеть. А с другой, наказать, отшлепать за такие слова так, чтобы сесть не могла. А потом оттрахать жестко, насаживая по самые яйца, поставив раком, смотреть на покрасневшие от его шлепков ягодицы.
— Эй, эй, успокойся, Шон. Что на тебя нашло? — Лукас пытался разрядить обстановку. — Конфетка, не слушай его, он постоянно несет не пойми что.
— Ты жалеешь? Ты считаешь, что все было ошибкой? — почему-то для него это важно знать.
— Нет, Шон, я совершенно не то хотела сказать…я…я не знаю как…
— Я понял тебя, — резко.
Он разворачивается и уходит в спальню, громко хлопнув дверью. Кэндис поджимает губы, снова смотрит в кружку с чаем, чувствует, как наворачиваются слезы, но она совершенно не хочет показывать их.
— Что происходит, малышка?
Лукас двигает на себя ее стул, они теперь совсем рядом. Убирает с ее лица упавшие пряди волос, нежно проводя по щеке.
— Какая кошка пробежала между вами?
— Он совершенно невыносимый. С ним невозможно нормально разговаривать.
— Да, братишка всегда такой.
— Но ведь он не был раньше таким?
— Все мы когда-нибудь меняемся.
— Вы такие разные.
— Но я-то лучше, посмотри, какой красавчик.
Лукас откинул выгоревшую, отросшую челку назад и улыбнулся задорной улыбкой. Загорелый, синеглазый, Лукас разбивал сердца, совершенно не замечая этого. Он так открыто и откровенно на нее смотрел, что по спине побежали мурашки, Кэндис улыбнулась в ответ.
— Когда ты улыбаешься, на твоих щеках появляются такие милые ямочки.
Он снова провел по лицу девушки пальцами, легко касаясь нежной кожи. Кэндис так и зависла, глядя в искрящие соблазном глаза Лукаса.
— Это ты меня сейчас так соблазняешь? Ты всем своим девушкам так говоришь? Даже Глории?
— Нет, только тебе. И не облизывай так губки, мне сразу хочется их поцеловать.
Лукас уже совсем близко, она чувствует его дыхание, руки мужчины скользят по ногам, распахивая халат. Он нежно касается колен, проводит по бедрам, его губы почти целуют ее, но Кэндис случайно резко отодвигает стакан, он летит вниз, громко разбивается о кафельный пол. Она вздрагивает, кричит от испуга.
— Что здесь происходит?
На их шум выходит Шон, осматривает все строгим взглядом, замечает слишком близко сидевшего к девушке брата, его руку на ее бедре, осколки кружки под ними.
— Кэндис, он тебя обидел? — вопросительно смотрит на девушку.
— У нас обижать — это твоя стихия. Не надо меня путать с собой.
— Тебя никто не спрашивает, — старший Паркер продолжает сверлить ее взглядом, ждет ответ.
— Нет. Все хорошо, — отвечает еле слышно.
Все это время Шон, находясь в комнате, корил себя за грубость по отношению к девушке. Он не хотел ее обидеть, а получилось, что обидел. Он слышал тихий разговор, затем смех Кэндис, от этого в груди странно кольнуло. Он что, ревнует? Ведь они только что брали эту девушку вдвоем с братом, у него не возникало совершенно никакой ревности тогда. Почему она появилась сейчас? Ему было неприятно, что она смеется и улыбается не ему.