Богдан почему-то начинает улыбаться. Он вообще очень сильно изменился. Я даже поймала себя на мысли, что если бы изначально узнала его таким, то влюбилась бы в него намного раньше. Конечно в нем все еще есть та жестокость и ненависть, с которой он прожил всю свою сознательную жизнь, но он оттаивает, это видно. Даже Михаил это заметил и пару раз подколол его, на что Богдан практически не среагировал. Ведь даже зверь может оказаться не таким уж страшным и злым, если подарить ему любовь и ласку. И мне кажется, у меня получается. А у Катюши и подавно. Рядом с ней он просто тает.
— Что смешного в моем вопросе? — смотрю на него удивленно.
— Думаю Сокол уже не переживет этого. Мы и так нарушили его уединение, хоть он и отрицает это. Он привык быть один, сколько его знаю. Закоренелый одиночка и холостяк, мать его.
— Это он пока не встретил еще ту, в которую по настоящему влюбился бы, — спорю с ним я, — Вот увидишь, найдется и на твоего Сокола птичка! И тогда посмотрим, как он запоет!
— Не буду спорить, — продолжает смеяться, — Хотел бы я на это посмотреть. А пока что, лучше поедем к нам, а потом решим. Комнату отдадим Кате, а сами как-нибудь, на диване, в гостиной.
Конечно же я соглашаюсь с ним. Ребенку нужна отдельная комната, в которой у нее будет все. И игрушки, и ее личный шкаф с одеждой, и стол, за которым она будет рисовать, и кровать с большим количеством маленьких подушечек. Все, что должно быть у каждой маленькой девочки, и все, чего не было у меня. Эта малышка, у которой нагло отняли родителей, заставив ее повзрослеть раньше времени, просто обязана обрести счастье. И мы с Богданом ей в этом поможем.
Дальше мы едем молча. Катя продолжает уничтожать сладости из пакета, которые мы приобрели по пути к ней, не забывая угощать ими своего плюшевого друга. А еще она напевает какую-то мелодию себе под нос. Мне она кажется очень знакомой, но я никак не могу вспомнить ее.
— Ира! — Катюша вырывает меня из напряженных попыток вспомнить песню, — Возьми! Она такая вкусная! И Богдану тоже дай!
Она протягивает мне две карамельки, завернутые в блестящие фантики синего и красного цветов.
— Тебе красную, ты же девочка. А Богдану синюю, потому что он мужчина, — добавляет она, чем заставляет нас обоих улыбнуться.
— А у тебя живот не будет болеть от такого количества сладкого? — интересуется Богдан, разворачивая синий фантик и кладя конфету в рот.
— Нет! — резко протестует Катюша, — Потому что то, что нравится, не может быть вредным!
— Даже хорошего нужно понемножку, — говорю ей я, отправляя в рот свою конфету.
И не успевает пройти и пяти минут, как меня одолевает приступ нестерпимой тошноты. На лбу появляется испарина, перед глазами все кружится и я только успеваю громко закричать.
— Останови машину!
Богдан резко жмет на тормоз и съезжает к обочине. Я же только успеваю открыть дверь и меня тошнит прямо не выходя из машины. И когда приступ заканчивается, я медленно выхожу и глубоко дышу свежим воздухом.
— Богдан! Что с ней? Что с Ирой? — кричит испуганная Катя.
— Это у нее от конфет, Катюш. В детстве много ела, теперь вот не лезут больше, — выдает он, прекрасно зная, что я все слышу.
Поворачиваюсь в его сторону и гневно смотрю ему в глаза. Затем замечаю, как Катя тихонечко убирает свои недоеденные сладости обратно в пакет, отставляя его подальше от себя. Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
— Тебе лучше? — спрашивает с улыбкой на лице, — Можем ехать?
Я молча залезаю обратно в машину.
— Меня укачало! Что в этом смешного? — все еще злюсь на него.
— Надо в аптеку заехать, — как бы невзначай бросает он.
— Зачем в аптеку? Все со мной нормально, Богдан! Я не больна! — почему-то я совершенно не хочу пить никакие лекарства.
— Ну в этом я и не сомневаюсь, сладкая. Купим тебе тест на беременность и уж точно убедимся, что ты абсолютна здорова! — и он смотрит на меня горящими глазами.
Господи! Только не это! Начинаю вспоминать какой сегодня день и в ужасе понимаю, что у меня задержка. Боже мой! Как так?! Не сейчас!
Дальше я не произношу ни слова. Я вся в своих мыслях, которые словно тараканы разбежались в голове в разные стороны и хаотично двигаются, пытаясь собраться. Неужели я все-таки беременна? Я знала, что такой вариант возможен конечно, но, как всегда думают молодые девушки, надеялась, что пронесет. Я такая бледная сейчас, что сама смерть бы позавидовала такому гриму. Косы только не хватает для антуража.
Теперь я вообще ни о чем больше думать не могу. Не получается просто. И только громкий крик Богдана возвращает меня в реальность.
— Ира! Катя! Пригнулись быстро!
Я резко опускаю голову, прикрыв ее руками, а затем слышу выстрел и звук разбивающегося стекла. Машину крутит в разные стороны под звук тормозов. И вот, когда она почти останавливается, я чувствую сильный удар с водительской стороны. Нас переворачивает и мы летим куда-то в неизвестность. И последнее, что я слышу, это Катюшин крик. А дальше машина падает. Удар. Темнота.
Глава 44
Сознание возвращается постепенно. Голова гудит так, словно по ней танк проехался, причем в обе стороны. Открываю глаза и фокусирую взгляд на всем, что вижу. И чувствую, что медленно, постепенно прихожу в себя.
Передо мной сразу всплывают недавние события, от которых кровь в жилах закипает. И не от страха вовсе, а от желания снова убивать. Последнее время я только в этом состоянии и нахожусь.
Помню, по встречной полосе летит темного цвета джип, но я не успеваю разглядеть ни номера, ни того, кто сидит за рулем. Замечаю только, появившийся из-за опускающегося стекла ствол. Кричу девочкам, чтобы пригнулись и выворачиваю руль вправо, подставляя под выстрел свою сторону. И почти сразу слышу звук бьющегося вдребезги стекла.
Нас крутит так, как на американских горках не крутило в детстве. Кто бывал, как говорится, тот знает о чем я. Адреналин в крови зашкаливает так, что ничего кроме дороги не вижу. Колеса выдают жуткий звук тормозов, и я чувствую сильный удар в бок своего автомобиля со своей стороны.
А дальше, как в замедленной съемке. Ощущение полета и резкий удар о землю. Больше ничего не помню.
Видимо, я ударился о руль или еще обо что-то, потому что по лбу стекает маленькая струйка крови. И только, благодаря хорошему металлу моей тачки, из нас троих не получился фарш. Я все еще пристегнут и, скорее всего, меня это тоже спасло. Как и девочек.
С болью в шее поворачиваю голову и замираю. Ни Иры, ни Кати в машине нет. Сразу все уходит на второй план. Где? Куда подевались?
Отстегиваю свой ремень безопасности, пытаясь выбить заклинившую дверь ногой. И лишь надеюсь, что мои догадки не окажутся правдой. Они же тоже были пристегнуты и не вылетели бы из машины. И все сильнее бью ногой по искореженной двери.
Наконец, она поддается и я вылезаю наружу. Не могу поднять левую руку и догадываюсь, что похоже мне обеспечен перелом ключицы. Но сейчас, словно не чувствую никакой боли, кроме той, что внутри. Она нарастает, заполняя все мое нутро, а я стараюсь не поддаваться. Обхожу тачку вокруг, ищу их и не нахожу. А потом начинаю кричать. Так сильно, насколько могу, насколько хватает сил. И сейчас я действительно похож на раненого зверя, к которому лучше не подходить, особенно врагам. Я практически вою от боли, но не от физической. Мне тяжело дышать, не хватает кислорода в легких, потому что я не чувствую запаха, ее запаха.
Мне нужны мои девочки! Обе! И тут вспоминаю о том, что Ира возможно беременна. И это последняя капля, которая добивает меня окончательно.
Соберись, Хищник! Нельзя просто сидеть и выть! Надо искать, снова искать и еще раз искать!
Определяюсь по местности. На полпути к дому, но ни одной машины на дороге, чтобы попробовать остановить. В кармане нащупываю телефон, который к моему удивлению даже не пострадал, и быстро набираю Соколу. И уже менее, чем через час, его машина появляется в поле зрения.