— Спасибо большое. Думаю, что больше ничего. Прошу вас не покидать пределы города, Игорь Андреевич. Мы еще с вами встретимся.
— Думаю, я воздержусь от таких встреч Николай Иванович. Всего хорошего!
— Можете не провожать.
Через некоторое время, мне приходит сообщение с заветными цифрами и буквами.
Отец каждый день меняет коды от сейфа и так было всегда, поэтому мне необходимо до утра забрать этот чертов договор. Он всегда слишком перестраховывался, во всем, а что касается грязных делишек, то тем более.
Позже меня ведут на рентген, а спустя пару часов снимают повязку. Дышать становится сразу легче, но руку еще потягивает.
— Богдан Игоревич, ближайшие несколько дней не советую напрягать руку. Сустав мы поставили на место, но при активных действиях ситуация может повториться, — дает рекомендации врач.
— Спасибо, док, — сухо отвечаю.
Я не люблю больницы. В их воздухе витает столько боли, и она другая. Не та, к которой я привык, отправляясь на задания. Там все намного проще и ты всегда можешь избавить человека от страданий. Здесь же, среди светлых стен, запаха лекарств, слез пациентов, их родственников и сочувствия персонала, хочется выть.
Сокол приезжает за мной и мы сразу едем к дому Райского.
— Папаша твой, сколький тип, — делится впечатлением Миха, — Будь на месте Платова кто-то другой, менее представительный и уверенный в себе, он бы нас быстро нахрен послал.
— Он поверил?
— Думаю, напрягся уж точно. Исчезновение его дружка явно подкинуло ему проблем. Сейчас может на дно залечь, тем более, что девочки твои у него. Но в доме их точно нет.
Вспоминаю, что перед смертью поведал прибалтийский знакомый и непроизвольно усмехаюсь.
— Ты чего? — косится на меня Сокол.
— Я тут узнал, что папаша Хищника ищет, чтобы со мной разобраться. Догадывается, что Генри и Урбанос моих рук дело. Боится.
У Михи начинается практически истерика. Он громко смеется, аж до слез.
— Он что, не знает про тебя ничего? — успокоившись немного, спрашивает.
— Ему до меня никогда дела не было, а сейчас тем более. И мне плевать на это, но смерть мамы не прощу ему никогда.
Сокол смотрит на меня пристально, так, как может только он. И мне кажется, что он одним взглядом из людей может вынуть то, что ему нужно.
— В душу лезть не буду, — отворачивается и снова смотрит на дорогу, — Но если когда-нибудь, за стаканчиком хорошего вискаря захочешь поговорить, я готов.
Ничего не отвечаю ему. И сейчас молчание лучшее, чем что-либо.
Сокол высаживает меня на повороте. Не стоит ему светить ни себя, ни тачку. Дальше я пойду пешком, тем более, что вечереет уже рано и солнце садится за горизонт.
— Буду ждать тебя за поворотом, — хлопает меня по спине.
Через пост охраны прохожу спокойно. Я же вроде как домой иду. Хотя после всех событий, что в нем произошли, хочется спалить этот дом к чертям собачьим.
Внутри тихо. Райского еще нет дома и мне это на руку. Я заберу договор и тогда начну играть в открытую.
Поднимаюсь к нему в кабинет и прямиком, не теряя времени, подхожу к сейфу. Набираю заветную комбинацию и открываю металлическую дверцу. Достаю все бумаги, которые в нем лежат и нахожу то, зачем пришел.
Но мое внимание привлекает еще одна папка с какими-то бумагами и фотографиями. И когда я мельком пробегаюсь взглядом по ее содержимому, у меня чуть ли глаза на лоб не лезут.
Помимо имен всех своих партнеров по бизнесу, в том числе и уже почивших от моей руки, внутри находится компромат на каждого из этих людей. И это лучшее из того, что попало мне в руки. Это просто бинго!
Глава 47
— То, что ты мне сейчас показал, это бомба замедленного действия, Богдан!
Платов был не просто доволен, он сиял. Компромат на самых мерзких уродов города, включая самого Райского, давал возможность прикрыть все эти лавочки в один момент и достойно уйти на пенсию. Хотя это чисто формально. Такие люди, как Николай Иванович, не смогут и дня прожить без своей любимой работы.
— Я предпочитаю не ждать. Он где-то держит Иру с Катей, и мне необходимо, как можно быстрее их найти!
Никто не представляет, что сейчас творится у меня внутри. Мне хочется крушить все вокруг от злости, ненависти и этой долбаной неизвестности. Я никогда и никого так сильно ненавидел, как своего отца, которым, по сути, он не был мне ни единого дня.
— Ты подумал над моими словами? Мы можем засадить его за решетку очень надолго, Богдан. И всех остальных тоже. Пока это все на уровне нас, но в любой момент могу это сделать и тогда…
— Нет! — не даю ему договорить, — Это слишком мягкий для него приговор! Он не достоин просто гнить в тюрьме. Он не только мне жизнь покалечил, понимаете? Ире, Кате, которую он родителей лишил, другим девушкам, которых он пользовал, продавал и убивал! А их родители тоже согласятся с вами, как думаете? Чего им больше захочется? Видеть его за решеткой или в могиле?
— Иногда, жизнь за решеткой более суровое наказание, чем просто смерть.
— А она не станет для него простой!
— Богдан, не бери грех на душу! Тебе с этим жить потом!
— Он убил мою мать! — ору в ответ, еде сдерживаюсь, — Я с ЭТИМ живу всю жизнь, как вам?!
Воцаряется минутная тишина. В воздухе столько напряжения, что можно подпитываться электричеством.
— Я понимаю тебя, сынок. Но поверь, когда все закончится, ты будешь жалеть об этом. Ты изменился, Богдан, очень. И это благодаря любви. Как думаешь, твоей Ире понравится это?
Ира. Вспоминаю ее слова и условие, которое она мне поставила. Никакой мести! Но то, с чем мне сейчас приходится бороться внутри себя, невозможно выжечь даже коленным железом. Но и Ириску свою потерять я не могу.
— Буду действовать по ситуации, — отвечаю я и выхожу из дома Платова.
***
— Это его последнее дело! Больше не будет, хватит! Парню надо дать жить нормальной жизнью! — Платов разворачивается к Соколу, — Пригляди за ним.
— У таких как мы, давно уже нет понятия нормальная жизнь. Но вы правы, каждому надо давать шанс, чтобы попробовать.
— Ты видел ее? — в глазах Николая Ивановича явный интерес.
— Видел, — отвечает Сокол, — Красивая, даже очень! А главное, они с ним похожи. Если бы видели, как она его в один момент к ногтю прижала! Хищница, под стать зверю!
— И ему это нравится? — вскидывает брови Платов, — Его это так зацепило?
Сокол довольно улыбается и даже тихонько посмеивается.
— Не-а! Не поверите! От нее конфетами пахнет!
Глаза, немало повидавшего на своем веку мужчины, расширяются от услышанного. Он проводит рукой по волосам и громко выдыхает.
— Животные…Ни дать, ни взять…
***
Дверь тихо открывается, и я чуть ли не подскакиваю на кровати. Катюша все еще спит. Она снова горячая и у меня уже начинается паника.
— Вызови врача, урод! — шиплю на стоящего перед собой Томаша, — Ей плохо, у нее жар!
— Никакого врача не будет. Нашла дурака. Чтобы он помог тебе сбежать или передать весточку на волю? Нет, вы останетесь здесь и точка. Хватит и того, что я выделил вам комнату с нормальной кроватью.
У меня внутри все кипит. Как же я всех их ненавижу! Если с Катей что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.
— Привези хотя бы лекарства! Сам! — сверлю его взглядом, — Или тебе нужен труп маленького ребенка для коллекции?!
— Следи за своим языком! На мне, в отличие от твоего хахаля, ни одного трупа нет! В этом я чист и совесть меня не мучает. Я не убийца!
— Тогда привези лекарства!
Томаш разворачивается и уходит, снова запирая нас на ключ. И теперь я понимаю, что творится в душе Богдана. Только сейчас мне стало ясно, каково это. Испытывать злость, гнев, чувство мести от безысходности. И пока я еще сдерживаюсь, чтобы не расцарапать наглую чешскую рожу. Но если с Катюшей что-то случится, я даю слово, что сама лично устрою этому уроду ад на земле.
Снова мочу оторванный кусочек ткани и обтираю Катю. Она ежится от ощущений и прижимается ко мне, крепко обнимая своего плюшевого медведя. К ни го ед . нет