— Богдан, а могу я попросить еще кое о чем? — мнется, глаза опускает и пальчиком грудь мне царапает, а я дурею от этого.
— Конечно, можно! — улыбаюсь тому, как она может на глазах меняться и веревки из меня вить.
— Я хочу свою квартиру на Катюшу переписать, можно?
— Но это твоя квартира, Ир. Ты серьезно этого хочешь?
— Ты не понимаешь, Богдан! Когда мы были с ней у Томаша, она мамой меня звала, понимаешь? Мамой! Она знать меня толком не знает, а уже такое доверие. В детском доме, детишек старше трех лет даже не рассматривают на усыновление, потому что они уже понимают все и шанс заслужить такое доверие к себе слишком мал. А она меня спустя несколько дней мамой назвала! Я теперь ее никому не отдам и все для нее сделаю! Мы сделаем в квартире ремонт и когда Катя вырастет, у нее уже будет свое жилье. Ну так что, поможешь?
Мне кажется, что я сейчас вижу перед собой святую. Мне не могло так повезти, просто не за что. Я должен в аду гореть после всего, что натворил в этой жизни, а мне послали Иру. Мою сладкую девочку, которой цены нет. И которая приняла чужого, по сути, ребенка, даже не зная ее родителей, а теперь носит под сердцем еще одного, моего. И меня она изменила, заставила чувствовать, понимать и прощать. И за нее я порву любого, кто посмеет ее обидеть.
Эпилог
— Мама! Мамочка! Смотри! — Катя бежит в сторону леса, указывая пальчиком в небо, — Смотри какая большая птица!
— Осторожнее, Катюш! Смотри под ноги, а то снова коленки разобьешь!
Эта девчонка просто ураган, сорванец в юбке, не иначе. В ней столько жизни и энергии, и она совершенно ничего не боится. Ей надо было родиться мальчишкой.
— Мам, а как эта птица называется? — она все еще не опускает головы.
— Сокол, — слышу мужской голос и резко оборачиваюсь.
— Папа! — Катюша несется теперь в объятия, внезапно вернувшегося раньше Богдана.
Он подхватывает ее на руки, а она обвивает его шею своими маленькими ручками и крепко сжимает.
— Богдан, ты почему так рано? Что-то случилось? — недоумеваю я.
Пока Катя мучила его в объятиях, в коляске проснулся его величество Егор, заворочался и недовольно заплакал.
— Ну вот, — обреченно вздыхаю, — Даже толком не поспал.
— Отца почуял, — довольно улыбается Богдан, — Давай его мне.
Он опускает Катю и берет на руки сына, и тот моментально замолкает. У них вообще какая-то космическая связь. На животном уровне, так сказать.
— Так что случилось? — все еще жду ответа.
— Райский скончался в тюрьме. И думаю, что не без помощи.
— Какой кошмар! Как так, Богдан?
— Не знаю, и знать не хочу! Теперь мне надо заниматься наследством. Буду оформлять бизнес на себя.
Я только смотрю на него с беспокойством, пытаясь понять, какой именно бизнес он имеет ввиду. Но он сразу считывает мое волнение по этому поводу.
— Но только ресторанный, сладкая. Не переживай! Будем менять концепцию.
И я облегченно выдыхаю.
С тех пор, как отца Богдана посадили, прошло полтора года и все это время, его уже бывшие партнеры не давали нам спокойно жить, пытаясь уговорить Богдана, отдать им права и кое-какие документы отца на некоторый бизнес. Он же был совершенно не против, но до тех пор, пока не вникнет что к чему, чтобы быть уверенным в полной безопасности семьи.
— И давно тебя на общепит потянуло? — слышим сначала голос, а затем из-за угла дома появляется сам Михаил.
— Сокол! — радостно вопит Катя и бежит ему навстречу.
Господи, она тоже так его называет, и все благодаря Богдану. От него она слышит эти дурацкие клички и как губка впитывает все подряд.
У Кати какая-то особая любовь к Михаилу. Он ей много всего рассказывает про природу, явления, животных и птиц, и я вообще удивлена, что он такой начитанный. И вовсе не против их общения с дочерью. Да и у Богдана появился друг, надеюсь, настоящий.
— Ну как вы тут? Смотрю обживаетесь? — спрашивает Михаил, обнимая Катюшу.
— Тебе спасибо, — благодарю его за то, что в свое время посоветовал этот дом.
— Да ладно, не за что. Есть новости? — спрашивает у Богдана.
— Пойдем в дом, выпьем.
— В честь чего это? Да еще среди бела дня?
— Помянем одного нехорошего человека.
В этот момент у меня звонит телефон и я с радостью отвечаю на звонок.
— Привет, подруга! — слышу в трубке жизнерадостную Аллочку.
Полтора года назад, когда весь этот ужас закончился и я, наконец-то, смогла вздохнуть спокойно, мы с Аллой вновь возобновили наше общение. Она была удивлена, когда Наталью Леонидовну, под белы рученьки уводили законники, а узнав о ее грязных делишках, чуть с ума не сошла. Она сразу же уволилась из “Грота” и поступила на факультет журналистики. А потом даже устроилась в какое-то не особо топовое издательство и теперь совмещает учебу с практикой. Там она познакомилась с хорошим парнем и теперь счастлива. Мне же снова пришлось отложить поступление из-за рождения Егора, но совершенно не жалею об этом.
— Алла! Ну как твои дела?
Представляешь, Лешка сделал мне вчера предложение! Я так счастлива! Будешь свидетельницей на свадьбе и отказы не принимаются!
И я с радостью соглашаюсь. И хоть Богдан не любит все эти шумные мероприятия, но ради меня, он сделает исключение и согласится потерпеть один день. Ведь я хочу побывать на настоящей веселой свадьбе, тем более в роли свидетельницы своей подруги.
Спустя два месяца, после того, как Богдан сделал мне предложение, мы расписались. По тихому, в кругу лишь самых близких нам людей. Мы так хотели, оба, да и время было тяжелое для нас обоих. А еще мой постоянный токсикоз не давал мне нормально существовать. Зато теперь у нас есть сын, который, как две капли похож на Богдана своей суровостью и невозмутимостью. А вот внешне, в нем больше от бабушек. Половинка от моей мамы, половинка от мамы Богдана. И их фотографии теперь стоят рядом, на самом видном месте в нашем доме.
— Сладкая, ты где? — слышу голос мужа.
Захожу в дом и рассказываю про приглашение на свадьбу подруги.
— Ну не-е-ет! — недовольно выдыхает глава семьи, — Ты же знаешь, как я это все не люблю! Вот на свадьбу Сокола я бы сходил, даже в роли свидетеля! — смеется муж.
— Это вряд ли, зверь. Ты же знаешь, я закоренелый холостяк.
— Все еще? — удивляюсь я, — А мне кажется, что ты как-то изменился в последнее время, — подначиваю его, — Глаза горят, улыбка с лица вон не сходит.
— Не придумывай, Ир! — а сам явно нервничает.
— Ладно, Сокол, посмотрим. Давай пари заключим! Если до сорока лет не женишься, а это в течение года, я тогда признаю, что ты был прав!
— И тогда, ты отстанешь от меня со своими попытками меня женить! — добавляет Михаил.
— Договорились! — жмут друг другу руки.
— Ой, дураки! — отмахиваюсь от них и забираю, уснувшего на руках Богдана сына.
Отношу его в комнату, где среди разбросанных игрушек, сладко сопит Катюша. Кладу Егора в кроватку, то же проделываю с дочкой. Они в унисон дышат и мило причмокивают во сне.
Подхожу к окну и смотрю на небо, лес и пруд перед домом. И сейчас я не хочу никуда бежать. Мне спокойно, хорошо и совершенно не страшно. Ведь я прошла через ад, приручила самого страшного хищника и он стал мне больше, чем муж. Он стал мне тем, кому я больше всего верю и кого люблю до беспамятства. И если будет грозить опасность, я знаю, что мой зверь сорвется и защитит свою стаю. И пока мы вместе, нам не страшен никто.
Талию обвивают горячие крепкие руки, и я знаю чьи они. Среди всех его узнаю. Довольно улыбаюсь, чувствуя полное умиротворение и спокойствие.
— Уснули?
— Да, — тихо шепчу я, прикрыв глаза.
— Тогда, папочка хочет сладенького! Иди ко мне, конфетка!
Богдан разворачивает меня, подхватывает на руки и несет в спальню. А чуть меньше, чем через год, у нас рождается еще одна маленькая карамелька.