— Извините. Я совершенно разбит.
Тут из караульного помещения выходит служитель, раскрывает витиеватые железные ворота, и Джейсон Робардс тащится в «Дакоту» в своем рокерском «ливайсе» — одетый на манер представителей богемы из Актерской студии в центре города. А широкие галстуки и двубортные жилеты лежат тем временем под стеклом как смутное напоминание об Эдвине Буте, Джоне Бэрриморе и клубе «Плейерз».
Ну ладно, это был Джейсон Робардс. А следующее, что я помню, это что я стою на Западной 52-й улице, в одном квартале от Бродвея. Театры уже опустели. Какие-то ребятишки играют в мяч, целясь в ковбоя на фасаде «Спортс-Паласа», что расположен как раз на углу Бродвея. Дальше по улице женщины постоянно садятся в такси и вылезают обратно, подобно артериосклеротическим фламинго, проталкиваясь сквозь электрические пастельные тени «Джуниорс Лонжа», «Роузленда» и бара «Конфуций», оказываясь под неоновым бамбуком «Руби Фуза», рекламной вывеской закусочной быстрого питания «Дэйри куин», под шатром «Джиллиса», местной тронной залы Фрэнка Синатры и его друзей, или просто шурша ногами за угол мимо магазина «Автозапчасти республики», который опять уводит их от Бродвея к учетно-затратной Восьмой авеню. По другую сторону улицы, у театра «АНТА», где идет «Марафон-33», представление уже закончилось, однако у служебного входа там стоит низенькая блондинка в колоссальном пушистом боа из черно-бурой лисы. Выражение лица у блондинки мягкое, очень мирное. Кажется, я ее узнаю, но никак не могу вспомнить, как ее зовут. Наконец до меня доходит, что это молодая киноактриса по имени Тьюздей Уэлд. Понятия не имею, что она здесь делает. Не знаю, дожидается ли она кого-то, кто должен выйти из служебной двери, или просто стоит на Бродвее среди всех остальных на манер Кассиуса Клея, который обычно прогуливается по Седьмой авеню у «Метрополь Кафе» с единственной целью — выяснить, сколько времени ему потребуется на то, чтобы собрать вокруг себя толпу. Периодически из служебной двери кто-то выходит. Тьюздей Уэлд бросает на этих людей беглый взгляд, после чего они направляются дальше по 52-й улице. Затем случается забавная вещь.
Какой-то пожилой мужчина в длинном свободном пальто и старомодной шляпе направляется на запад по 52-й улице. Проходя мимо Тьюздей Уэлд, стоящей у служебного входа, он смотрит на нее и говорит:
— Юная леди, сегодня вечером вы были на редкость изумительны. Да-да, на редкость изумительны.
В голосе мужчины звучит несомненная искренность, пусть даже Тьюздей Уэлд за всю свою жизнь еще не сыграла ни одной роли на Бродвее. В ответ на комплимент актриса просто вроде как кутается в свои меха, испускает смущенный смешок и оглядывает проходящих мимо по тротуару людей, словно бы спрашивая, не знает ли случайно кто-нибудь, чего этот пожилой мужчина желает от нее добиться. А мужчина на этом не успокаивается. Теперь в его голосе звучит некая неударная, пульсирующая нотка, которая словно бы повторяет: «Смелей, смелей!»
— Продолжайте в том же духе, — говорит пожилой мужчина. — И в один прекрасный день вы непременно сниметесь в кинофильме.
Наконец он весьма любезно кивает Тьюздей Уэлд и идет себе дальше по 52-й улице.
Актриса еще плотнее закутывается в свои меха. А что еще ей остается? Может статься, тот старикан ее дурачил? Хотя, с другой стороны, он вел себя очень мило.
Мне так и не удается выяснить, что решает для себя на этот счет Тьюздей Уэлд. По какой-то причине, уже не помню по какой, я вдруг направляюсь в район Восточных Семидесятых. Со мной идут какие-то люди, и в конце концов мы оказываемся у двери в их квартиру. Хозяин изумленно смотрит на пол рядом с соседней дверью и интересуется:
— Что, черт возьми, А___ делает со всеми этими сапогами?
А___ оказывается знаменитым певцом, о котором слышали решительно все. У его двери почему-то навалена большая, разнородная и весьма пахучая груда старых сапог. Есть там и резиновые сапоги прокладчика телефонных линий, и охотничьи сапоги, и все прочие, какие только можно себе представить. В этих сапогах явно ходили по снегу.
— Догадываюсь, сегодня вечером все они там, внутри, — замечает его жена. — Так что говори потише.
— Все они? — переспрашивает муж. — Да кто там может быть, кроме Ф___?
— К___, — поясняет супруга. — Они оба там живут.
— С каких это пор она там поселилась? — изумляется муж.
— Не знаю, — отвечает жена. — Я не настолько хорошо с ней знакома. И вообще, я ни о чем не догадывалась, пока снег не пошел. В общем, теперь их там трое.