— Мне нравится Мюррей, но если для того, чтобы зашибить бакс, ему потребовалось проделать именно это, то бога ради.
Можете себе представить, что при этом чувствует Мюррей Кей! Ведь он не просто «зашибает бакс» — он зашибает приблизительно 150 000 долларов в год, он Король Истеричных Диск-Жокеев, а люди по-прежнему смотрят на него и думают, будто он нечто вроде озверевшего гнома. Да знают ли они вообще, что происходит? Здесь, в закрытой студии, за стеклянными панелями, среди микрофонных сеток, на краешке своего стула сидит Мюррей Кей, крепко сбитый мужчина тридцати восьми лет, устремляя нормальный для всякого взрослого человека, озабоченный взгляд сквозь стекло на звукоинженера в футболке. А вот как одет сам Мюррей Кей. На нем соломенная шляпа с узкими полями, белая рубашка в широкую бледно-лиловую полоску, черные брюки в такую обтяжку, что в самом их низу, по бокам, пришлось сделать два трехдюймовых выреза, дабы эти клинья налезли Мюррею на тяжелые ботинки. У Мюррея Кея имеется целых 62 единицы подобной экипировки — эльфийские сапожки, русские шляпы, битниковские свитера… но разве все это не является частью единого целого? Мюррей Кей сидит на виниловой обивке стула, на самом его краешке, заставляя стул чуть-чуть наклоняться вперед, а его ноги так и ходят туда-сюда, однако все это время ему приходится напряженно думать. Он вынужден отчаянно сосредоточиваться, несмотря на все многочисленные слои шума — например, рекламу «барбасола».
— Мужчины, вы только послушайте, как мы трем микрофоном по самой обычной бороде…
Из динамика доносится такой звук, как будто мусорщик тащит из подвала ржавую бочку вверх по лестнице.
— …А теперь послушайте то же самое, но с «барбасолом»…
На сей раз звук такой, как будто мокрую выдру выпустили на сеновал. И на протяжении всей этой бредятины, пока из динамика доносятся все эти странные звуки, Мюррею Кею приходится сидеть в стеклянной коробке, подкрашенной голубоватым светом флуоресцентных ламп, и продумывать передачу во всех подробностях. Наконец он нажимает рычаг на коробке интеркома и говорит звукоинженеру:
— Дай мне Ринго и меня и начиная с фразы «Ты — вот что происходит».
Затем Мюррей резко разворачивается: позади него в студии сидит Эрл, репортер из британского музыкального журнала, и тому наконец удается вставить словечко:
— Послушай, Мюррей, можем мы сесть и поговорить?
— Погоди минутку. У меня тут чертовски бурное вступление, и я даже не знаю, прохожу я или не прохожу. Я просто не могу сегодня вечером делать шоу — ты только взгляни на всю эту рекламу!
— Похоже, у тебя сегодня проблемы!
Какую-то секунду Мюррей Кей сверлит англичанина глазами, а затем говорит:
— Да, у меня проблемы. Мало того, я сам их создаю.
— Что ты имеешь в виду?
А наверху тем временем все скрипит и рокочет старина «барбасол».
— «Энималз», — говорит Мюррей.
— Да ты что! — восклицает англичанин. — «Энималз» ведь очень крутые!
— Да, но они собираются вконец меня достать, — поясняет Мюррей.
До чего же развито шестое чувство у этого человека! В тот самый миг, когда загорается красная лампочка, причем сам он даже еще ее не видит, Мюррей резко разворачивается обратно, приближает лицо к микрофону, начиная сопровождать свой материал непрестанными движениями ног и всякими там непроизвольными жестами, — и из динамика изливается невероятный каскад слов:
— Все в порядке, малыш, это «барбасол», и это основной звук, «1010 Даблью-ай-эн-эс» в Нью-Йорке, и это то, что происходит, малыш: Джон, Пол, Джордж, Ринго, а также ваш покорный слуга, Мюррей Кей, Пятый «Битл», без семи минут семь, битловское время, битло-отловское время-ремя, и ты, малыш, спрашиваешь Ринго, что происходит…
Все это начинается с южного акцента, скрежещущего в глотке на пути наружу, подобно голосу проповедника «Библейского Пути», а затем превращается в какой-то ипподромный круг шоу-бизнеса, и все это время Мюррей корчится и так, и сяк, и эдак, а слова громоздятся друг на друга, скапливаясь в истеричную гору, пока диск-жокей наконец не тычет пальцем в звукоинженера и тот не врубает запись того разговора с Ринго. Из динамика доносится крик Мюррея Кея:
— Что происходит, малыш?
А затем оттуда доносится любопытно-аденоидный крик «Битла» Ринго Старра:
— Ты — вот что происходит, малыш!
И Мюррей орет:
— Ты тоже происходишь, малыш!