— К чему такая таинственность? — Потрясенная Агнесса плохо соображала.
— Ни к чему моим воинам знать о том, что в крепости скрывается семья аристократов-южан. Да и вам в Тулузе еще жить. Молва о покровительстве верного слуги де Монфора плохо скажется на вашей репутации, верно? — Габриэль мрачно ухмыльнулся жесткой логике собственных слов. — В общем, для вас же лучше перебраться в замок инкогнито, пока в городе будут… будет неспокойно.
— Погромы, вы хотели сказать. Пока в городе будут погромы! — произнесла Агнесса, осознав серьезность ситуации.
И, как полководец на плацу, стала раздавать приказания собравшейся челяди, требуя незамедлительно их исполнять. Послышались рыдания служанок и крики мужчин, волновавшихся за судьбу своих детей. Как Агнесса ни старалась, избежать паники ей не удалось.
— Шевалье, а что будет с домом и со всем имуществом? — Баронесса с мольбой смотрела на Габриэля, понимая, что перегибает палку и требует от него невозможного.
— Тетя, шевалье все предусмотрел, не переживайте! — воскликнула Сабина — единственный человек в доме, сохранявший полное спокойствие. Габриэль рядом, а значит, ничего плохого ни с ней, ни с ее близкими не случится. Это аксиома, не требующая доказательств.
— Я поставлю несколько человек охраны, они будут сообщать нашим воинам о том, что дом принадлежит Симону де Монфору. Не знаю, поможет ли это, но попробовать стоит. Ну а от мародерства горожан будет защищать исключительно ваше имя. — Несмотря на серьезность произносимых слов, шевалье не сдержал улыбку, вызванную трогательной верой Сабины в его всемогущество.
Слуги уже упаковали необходимые вещи, и Агнесса, сквозь слезы оглядев свой роскошный особняк, решительно шагнула к выходу:
— Вы второй раз спасаете нашу семью, дорогой Габриэль! Как ни тривиально это прозвучит, мы ваши вечные должники…
Взмахом руки рыцарь прервал поток благодарности и, по обыкновению не касаясь стремян, вскочил на лошадь.
Ему удалось беспрепятственно провести женщин в замок и разместить их в своей комнате. Вскоре Анри притащил туда дополнительные соломенные тюфяки и одеяла, а их с Габриэлем постели устроил в угловой башне.
***
— Мартин, не ходи в город, — уговаривала посудомойка Жаннета повара, к которому уже много лет испытывала нежные чувства. — Внутри дома мы надежно защищены: каменная стена вокруг сада, толстые ставни на окнах, а окованные железом ворота дополнительно заложены изнутри бревнами — северяне не прорвутся. Да и продуктов припасено много — спасибо хозяйке. Продержимся!
— Ты прекрасно знаешь, что рядом с церковью Сен-Этьен живет мой трехлетний сынишка. Я обязан спасти своего малыша и его мать!
— Ты все еще любишь ее?
— Перестань нести чушь!
Раздраженно оттолкнув Жаннету в сторону, Мартин вышел на улицу через садовую калитку.
После его ухода дверь снова закрыли и подперли мраморной статуей языческого божества. По иронии судьбы это был Марс[29].
Мартин не узнавал Тулузу. Ворвавшиеся в город воины де Монфора крушили все подряд. Горели не только отдельные дома, но и целые кварталы. Людей убивали и грабили без разбору, а пронзительный визг насилуемых женщин можно было услышать в самых неожиданных местах. Взрыв ярости вооружившихся подручными средствами горожан не заставил себя ждать. Улицы ощетинились баррикадами, проходы и подступы к домам перегораживали бочками и бревнами. Сточные канавы быстро наполнились кровью, а хриплые стоны раненых, рев испуганных животных и иступленные крики живьем горящих людей слились в адскую какофонию, поднимавшуюся вместе с черным дымом над Тулузой.
Плащ Мартина загорелся от случайной искры. Мужчина сбросил его, но не почувствовал ноябрьского холода. Повар ожесточенно сжимал в руках огромный кухонный нож, который прихватил с собой. До нужного дома оставалось полквартала, но именно здесь находилась последняя баррикада, сложенная из перевернутой телеги и мешков с хламом, собранным по окрестным жилищам. Бой уже прекратился, и заграждение делило городскую улицу на две зоны: одна часть принадлежала северянам, другая горожанам.
— Дальше нельзя, там выродки барона, а значит смерть! — предупредил Мартина охранявший занятые позиции кожевенник, увидев, как тот перелезает через преграду.