Корсу, зашипев, досадливо, зашептал на ухо:
– Государь, ты очень неосторожен, разве можно называть человека низкого происхождения своим другом?
Алекс насмешливо улыбнулся:
– А ты сам высокого происхождения?
Обвел присутствующих жестким, государственной строгости взглядом:
– Кто еще не слышал: старший мастер Вартус, по прозвищу «Драчливый», мой личный друг. А ты, мастер, постарайся, сделай для меня то, о чем я прошу. Я в долгу не останусь – ты будешь богатым человеком.
Прикрылись носорожьи глазки, лицо свирепого Вартуса помягчело, расплылось в мечтательной улыбке:
– Домик, домик на террасе у залива, пониже храма светлоликой Ассаи. С садиком. У меня есть на примете. Много вина, хорошей еды и красивая рабыня. И никаких печей, никаких остолопов и бездельников, – мастер пнул оцепеневшего подмастерья. Тот и уйти боялся, и стоять дальше невмоготу было: а ну как еще плетей всыпят, да за испорченную отливку вычтут?
Алекс предупреждающе поднял палец:
– У тебя будет не домик. Небольшой дворец я тебе обещаю. У тебя будет вдоволь вина и хорошей еды, рабынь – сколько осилишь. Но о покое не мечтай, ты мне нужен здесь. Такие изделия вскоре придется делать сотнями. И каждое должно быть изготовлено наилучшим образом. Кроме тебя этого не сделает никто.
Мастер вздохнул:
– Я горд твоим вниманием, Посланник, хотя иметь высоких друзей дело хлопотное и опасное. Не знаю, зачем эти болванки нужны, но чувствую, что дело государственное. А ты ведь из тех, кто щедро дарит, но и спрашивает жестоко, верно?
– Верно, мастер, верно. Сейчас же принимайся за работу. – Он повернулся к Корсу – Проследи, чтобы ни в чем недостатка не было. Сегодня этот человек важнее всех наместников вместе взятых. Ибо на их место найдется множество людей, а этого не заменит никто.
Похолодало. С моря тащило низкие – вот-вот за макушку зацепятся – облака. Многочисленные суда в гавани, подпрыгивая, мотались на швартовах, моряки бездельничали. Ночью стражникам разрешили развести костры – было необычно холодно для этой поры.
Дворцовая челядь закуталась в синие казенные плащи. Алекс велел расставить везде медные жаровни с углями, вокруг них кучками тряслись слуги, грели руки. Государь же блаженствовал, наслаждаясь прохладой. Он чертил за рабочим столом. Рядышком сопел Драчливый, ревниво вглядываясь в появляющиеся линии. Он действительно был гениальным механиком, мгновенно разбираясь в разрезах и проекциях.
Бурчал:
– Это просто, я бы и сам смог додуматься.
Алекс проговорил рассеянно:
– Ага, лет через двести.
Мастер не обратил на его слова никакого внимания.
– Можно обточить железный вал, – и торжествующе, – а чем ты будешь резать железо, никакой булат его не возьмет, это тебе не бронза.
– Возьмешь у Корсу пару небольших алмазов и велишь дворцовому гранильщику обработать их вот так – пирамидкой. Будет резать как масло.
Драчливый разочарованно взмахнул рукой:
– У тебя на все готов ответ. Легко тебе рисовать, а вот попробуй-ка сделать все это.
– А я тебя зачем главным механиком назначил, может мне еще самому кувалду взять? Могу показать, тебе же стыдно будет, император молотом машет – мастера учит.
– Механик, механик, слово-то какое выдумал, чистое ругательство. Не бывает таких слов.
– Теперь будет. Ну-ка вали отсюда, ступай работать, а то вот прикажу палачу, он тебе живо кожу с задницы обдерет. Сам почувствуешь, каково быть битым – Алекс засмеялся.
Вартус, неохотно оторвавшись от чертежей, закосолапил к выходу.
В углу кабинета над жаровней дрожал Корсу, закутанный в плащ – один нос торчал.
– Что, Корсу, замерз? Погоди, мы вот на север сплаваем, с ледяных гор на щитах нагишом покатаемся. Ух, здорово!
Корсу затрясся еще сильней:
– Ну и развлечения у вас там наверху. Меня однажды банщик окатил водой пополам с этим самым льдом – мало глаза не вылезли. Тебя, должно быть, на льдине зачинали.
– Позови-ка мне управляющего государственными землями, как бишь его, Торк?
Торк, веселый плешивый толстяк, с умным проницательным взглядом, склонился в низком поклоне.
– Скажи-ка мне, управляющий, велика ли доля государственных земель?
– Велика, государь, но обрабатываются они крайне плохо, доход с них незначительный.
– Не боишься признаваться, ведь тебя за это, вроде бы, выгнать надо?
– Не боюсь, потому что знаю, кому говорю. Земли обрабатываются рабами, а значит, обрабатываются скверно. Рабы, как ты понимаешь, никак не заинтересованы в хорошей работе – приходится содержать огромный штат надсмотрщиков. Вся эта свора, набранная из уголовников, пожирает значительную часть и так небогатых доходов, поскольку числится государственными служащими.