— Ты надолго? — спросил старший брат, повторяя вопрос отца в аэропорту.
— Он здесь всего на два дня, — ответил за Грегуара старый крестьянин, и молодой человек почувствовал нотки раздражения в этом «всего на два дня».
— Этого достаточно, — произнес Люсьен, подмигнув младшему брату, словно говоря: «Ты ведь знаешь отца».
В глубине души все Батай были рады увидеть друг друга. Когда к ним присоединился Жиль без своей жены Луизы, они словно вновь оказались в детстве, как будто иного и не изменилось с тех пор, кроме кончины матери. Все решили, что глоток отличной водки послужит прекрасным началом трапезы, которая закончится картельным пирогом. Когда все основательно подкрепились, Люсьен попросил Грегуара надеть специальный комбинезон и сапоги, а затем повел его в святая святых фермы с очень таинственным видом, и таким медленным шагом, как будто от этого зависела вся их жизнь.
2
Братья взобрались на поросший деревьями холм, который пересекала выложенная камнями дорога, — им нужно было попасть в другую часть фермы, где находились загоны для животных.
Давно уже Грегуар не ходил по этим местам, где прошло его детство, когда он играл в жандармов и воров с мальчишками из городка, увлекая их на холм с таинственными тенями.
Молодой человек взял с собой мобильный телефон и положил его в боковой карман комбинезона. Братья Грегуара очень удивились, когда услышали птичий щебет, доносящийся из его кармана, и посмотрели на отца. Грег достал свой миниатюрный аппарат и заговорил на английском. Это тоже было неожиданностью для братьев — ведь об английском языке они знали только понаслышке, ну и благодаря инструкциям по эксплуатации тракторов, производитель которых «John Deer» упрямо давал рекомендации на своем родном языке.
После того как Грегуар закончил разговор по телефону, братья какое-то время молчали, будто внезапно осознали, какая пропасть их разделяет. Между ними и Грегуаром возник невидимый занавес, и предаваться общим воспоминаниям теперь было бы бессмысленно. Это неприятное ощущение преследовало их до самых ворот молочной фермы.
— Приготовься к тому, что здесь многое изменилось, — сказал наконец Люсьен, важно выпятив грудь в предвкушении того, как он утрет нос этому мальчишке, приехавшему из Англии в своем красивом костюме.
Сколько же Грегуар не приезжал на ферму? Последний раз это было почти полгода назад, к тому же у него тогда даже не было времени пообедать. Тогда молодой человек приехал повидать отца, который наконец-то поправился после серьезного перелома ноги. Шесть месяцев… Целая вечность для такого финансиста, как Грегуар, который за это время составил два внушительных досье о слиянии компаний Соединенных Штатов и Великобритании, съездил в Японию, чтобы изучить направления развития рынка этой страны, провел работу по поиску выгодных для приватизации предприятий в Полыие.
Как в фешенебельных залах ожидания международных аэропортов, часы Грегуара всегда были настроены на временные пояса столиц мировых рынков, где каждый день служат мессу деньгам, — Лондона, Нью-Йорка, Токио, Сиднея. Это означало, что для Герэ и родного Креза, где его семья поколение за поколением продолжала заниматься земледелием, часового пояса вообще не существовало, а сам Грег находился на орбите, управляемой по финансовым законам, и у него не было ни малейшего желания прекращать свой путь.
Люсьен открыл дверь фермы театральным жестом — как фокусник, открывающий волшебный ящик. Все очутились в темноте и сразу ощутили воздух, пропитанный запахoм животных. Машинально Грегуар успел зажать нос, но включенный свет представил глазам присутствующих невероятное зрелище. Руки Грега опустились, и он, совершенно пораженный, безмолвно стоял на пороге.
Там, где поколения семьи Батай разводили коров, которых дед, отец, а затем и сыновья знали по именам, доили, сидя на неуклюжем трехногом стуле и подставляя под тонкие струйки молока металлическое ведро, теперь стояло ультрасовременное оборудование.
Грегуар не верил своим глазам: кругом металл, резиновые насосы… Его семья продала ферму марсианам или, что более вероятно, кому-нибудь из голландских скотоводов, которые работают только с применением высоких технологий?
— А теперь надень вот это, — сказал Люсьен с насмешливой улыбкой, протягивая ослепительно белые халат и шапочку младшему брату.
Все смотрели на Грегуара с превосходством. Он всегда поражал их своими компьютерами, телефонами и путешествиями. И что ж! Это их ферма, их, крестьян из Креза, на которых он, пусть и не говоря об этом, всегда смотрел свысока, хоть их фамилия и кровь были его фамилией и кровью.
Люсьен повел за собой Грегуара, за ними двинулись Дану и Жиль. Процессию завершал отец семейства. Прежде чем войти в этот космический хлев, он не забыл потушить свою папироску из кукурузной бумаги. С безопасностью здесь не шутили.
— Это доильный аппарат, — объяснил старший из братьев Батай. — Он единственный во всем регионе и даже провинции.
— Так вот что значит та история с кредитом… — пробормотал Грегуар.
— Да, — с гордостью отозвался отец. — Ты видишь, мы выкрутились с помощью банка.
— Вижу.
— Все это работает очень просто, — продолжил Люсьен. — Можно сказать, что это самообслуживание для коровы. Почувствовав, что ее вымя наполнилось молоком, корова подходит к доильному аппарату, который автоматически приклеивается к вымени. Когда молоко заканчивается, резиновый насос отклеивается, и оно поступает в специальную бутыль, где хранится при определенной температуре.
— То, что вы сделали, неслыханно! — воскликнул Грегуар.
Впервые за сегодняшний день отец и братья расхохотались от души, а вслед за ними — и молодой финансист, можно сказать, разыгранный своими близкими.
— Вы уверены, что такое оборудование рентабельно? — спросил Грегуар, пытаясь все просчитать. — Ведь производительность наших коров…
— Наших коров? — перебил отец. — Дело в том, что ты их еще не видел. Это не те коровы, которые были раньше.
Он знаком приказал Люсьену осветить другую часть хлева, пол которого был выстлан специальным непромокаемым покрытием. У Грегуара вырвался еще один возглас удивления. Там, где раньше были обычные коровы, жизнь которых довольно быстро обрывалась на бойне, он обнаружил представителей породы холстейн — черно-белых, элитных производительниц «белого золота», как называли здесь свежее молоко, богатое жирами и натуральными витаминами.
— Холстейн! — вскрикнул Грегуар. — Наконец-то вы к этому пришли!
Все же не зря Грегуар пытался убедить отца и братьев, что успех дела зависит от выбора породы коров. И вот здесь, на ферме, которая, как он полагал, была обречена на вечное соблюдение традиций, произошла настоящая революция.
Молодой человек принялся считать коров и дошел до двенадцати, увидев, что стадо насчитывает еще примерно тридцать голов.
— Производительность значительно выросла, — уточнил Дану, который до этого не произнес ни слова. — И коровы без ума от доильного аппарата. Можно подумать, они с рождения знали, что это такое.
— И это еще не всё, — добавил Люсьен. — Благодаря квотам мы имеем гарантированные цены на молоко, которые превосходят реальную цену нашей продукции. Этой зимой мы получили право заниматься производством молока на фермах, которые были практически закрытыми. Наша общая квота с 50 тысяч литров в год выросла до 300 тысяч литров.
Грегуар с восхищением повторил эти цифры.
— Кто прекратил производство молока в округе? — спросил он.
— Клаво в Приере. И Ламиньеры — их отец вышел на пенсию и продал все, чтобы купить дом на берегу моря, в Атлантике. Его уже достало видеть нас каждый день, ну и своих коров, конечно.
— Ламиньеры? — задумчиво повторил Грегуар.
В его воображении всплыло лицо молодой женщины. В течение стольких лет он не думал о ней, и вот внезапно перед ним возник образ Летисии Ламиньер, младшей внучки старого Жоржа Ламиньера. В детстве ее звали просто Лала. Когда они были маленькими, то вместе играли и бегали по полям. Позже они флиртовали. Однажды ночью, после бала в честь четырнадцатого июля, они даже занимались любовью в одной из комнат заброшенной фермы перед отъездом Грегуара в Париж. После этого они видели друг друга несколько раз, но Летисия не осмеливалась приближаться к ферме семьи Батай с тех пор, как Грегуар стал зваться Грегом и носить костюмы, которых никогда не видели в деревне — разве что только в газете, на фотографиях префекта. Грегуар забыл Летисию, но понадобилось всего лишь произнести фамилию Ламиньер, чтобы он с удивлением почувствовал, что у него на глаза навернулись слезы.