— Да, но я хочу рассказать вам о реальной ситуации в деревне. После войны Франция насчитывала десять миллионов хозяйств. Знаете, сколько их осталось сегодня?
Патрон группы «Verdi» ненадолго задумался.
— Думаю, два или три миллиона.
— Менее трехсот тысяч, — ответил Грегуар, пристально глядя на своего собеседника, словно пытаясь измерить удивление в его глазах. — Во всех регионах, кроме равнины Бос, образовалась настоящая пустыня. Свиноводством занимаются только в Бретани, овощеводством — в Иль-де-Франс, выращиванием маиса — на юго-западе, разведением фруктовых садов — на юго-востоке. Вот так традиционное хозяйство приходит в упадок. Мелкие фермеры, любящие землю, привыкшие ездить в воскресные дни на ярмарки, напрямую продавая свой товар потребителю, — все это ушло. Старая добрая Франция со своей традицией вкусно поесть сейчас подверглась нашествию стандартной и безвкусной пищи. Разведение коров и кур осталось в прошлом. Сейчас все делают быстро и с минимальными затратами.
— Вы хотите сказать, что культ приема пищи во Франции исчезает? — спросил дон Мельчиорре с возрастающим возмущением.
— Найти дорогие и престижные рестораны, в которых вам предложат отлично приготовленные сытные и ароматные блюда, вы, конечно, сможете. Но те, кто отвечает за распределение звезд отелям и ресторанам, сталкиваются с тотальным снижением качества. Об этом никто не говорит, поэтому люди живут иллюзиями. Сегодня три звезды — это далеко не то же самое, что двадцать или тридцать лет назад.
Дон Мельчиорре слушал Грегуара очень заинтересованно. А когда тот прерывал свою речь, чтобы отправить в рот восхитительные ароматные ракушки с базиликом и пармезаном, буквально заваливал его вопросами.
— Вы хотели рассказать мне о своей семье, — подсказал итальянец.
Грегуар выпил большой бокал красного вина и почувствовал, как по всему телу разлилось приятное тепло.
— О семье… — задумчиво повторил молодой финансист, наблюдая за изящной официанткой, направляющейся к соседнему столику. — Знаете, — произнес он, — когда я был ребенком, каждый вечер после доения коров все жители деревни приходили к нам и выстраивались в длинную очередь. У каждого в руках был маленький серый бидончик. Мы с братьями наливали каждому по одному или два литра еще теплого молока, а отец в это время менял коровам сено. Это был ежедневный ритуал — такой же неизменный, как перезвон церковных колоколов, изгоняющий злых духов. Я не скажу, что мы были слишком религиозны, но звук льющегося в ведро молока и колокольный звон придавали нашим действиям что-то священное.
Дон Мельчиорре, чья религиозность была далеко не просто словами, молча склонил голову.
— Тогда мы чувствовали себя семьей, — продолжил Грегуар. — Летом была жатва, все собирались вместе, чтобы закончить сбор урожая до наступления сезона дождей. Одалживали друг другу машины и быков для пахоты. Когда речь шла о спасении урожая, все забывали о соперничестве. Если фермер болел, ему помогали всей деревней, а потом вместе праздновали сбор урожая.
— То, что вы рассказываете, напоминает мне Италию, — заметил дон Мельчиорре.
— Возможно, но, к сожалению, для Франции это больше не характерно. Наши аграрные профсоюзы говорят только от имени крупных агропромышленников. Меньшинство будет раздавлено. Вы, конечно же, слышали о Национальной федерации профсоюзов сельских предпринимателей?
— Конечно, — подтвердил патрон группы «Verdi».
— Долгое время она была единственной партией в странах народной демократии и бывшем Советском Союзе. Если бы зерно и тысячи литров молока не производились бесконечно, то не было бы никакого шанса остаться на плаву. Субсидии уходили у нас из-под носа, поэтому многие предприятия погибли. Таким образом, всего за полстолетия исчез миллион ферм. Именно поэтому моим родным пришлось заняться модернизацией. Им необходимо было любой ценой сохранить место на рынке.
— Но у вас же есть Жозе Бове, который вас защищает! — бросил дон Мельчиорре. — Ваша знаменитая «культурная исключительность»; о ней же кругом говорят. Я видел этого Бове, разрезающего гигантский рокфор на одной из демонстраций в США против «McDonald’s», кока-колы и прочего фастфуда.
Грегуар усмехнулся. Как и все крестьяне, он считал Жозе Бове воплощением недостатков современного общества. Можно было утверждать, что Бове действовал только ради своих личных интересов и заботился больше о собственном имидже, чем о защите крестьянских прав. Для Грегуара Бове являлся символом общества коммуникаций, который с большим энтузиазмом прыгал перед телевизионными камерами, чем работал.
— Мы исконно аграрная страна, — объяснил Грегуар, взвешивая каждое слово. — Своей самобытностью мы обязаны земле. Еда и роскошь — вот две наши национальные особенности. Но после быстрой модернизации исчезло все многообразие продуктов, обеспечивающих наше динамичное развитие и создающих наше богатство. Брюссель субсидировал производство зерна и молока, вот все и бросились в этот сектор, оставив продукты, не менее достойные, но менее рентабельные, потому что финансы на них не выделялись. Знаете ли вы, что Франция импортирует помидоры, горчицу, некоторые сорта курятины и баранины, которых у нас больше нет из-за того, что для их производителей не были созданы достойные условия? В результате узкоспециализированные хозяйства начинают постепенно исчезать. Основное внимание теперь уделяется концентрированию продуктов, тоннам зерна, гектолитрам молока и модифицированным культурам. Нашим крестьянам пришлось действовать как чиновникам, не сажая ни зернышка в землю, если это не будет спонсироваться Брюсселем. Тут кичатся либерализмом, но наша политика в области сельского хозяйства такая же, как в бывшем Советском Союзе.
Дон Мельчиорре не смог сдержать улыбки.
— Вашей семье пришлось отказаться от земледелия? — спросил он, вновь приняв серьезный вид.
Принесли сырную тарелку, и Грегуар, зачарованно наблюдающий за ножом официанта, который тонким и острым лезвием нарезал аппетитные кусочки, ответил не сразу.
— Моя семья не отказалась от земли, — заявил Грегуар, выпив второй бокал вина. — Сейчас наша ферма одна из самых крупных в регионе, потому что мы присоединили земли соседних крестьянских хозяйств, владельцы которых не могли заниматься ими самостоятельно. Но мы приступили к модернизации и взяли кредит. Вот что меня беспокоит. Ведь цены на молоко недостаточно высоки, чтобы получить прибыль, а выплаты по кредиту довольно солидные.
— Вы возглавляете семейный бизнес? Я правильно понял? — напрямую спросил дон Мельчиорре.
— Моя сфера деятельности гораздо шире. Я родился на земле, но занимаюсь финансами и агропромышленным бизнесом в странах Европы.
— Да, — вздохнул старый предприниматель. — Слишком большой Европы, по-моему. Польша, страны Прибалтики, а вскоре и Турция, босфорские европейцы…
Грегуар решил не вступать в дискуссию касательно вступления Анкары в Европейский Союз, поскольку дон Мельчиорре принялся рассматривать его с еще большим любопытством. Молодой финансист много бы отдал, чтобы узнать, что за мысли таились за этим высоким и спокойным лбом.
— Лучше всего, — объявил патрон группы «Verdi», откашливаясь, — если вы приедете ко мне. Мне тоже есть что вам рассказать. А особенно показать.
18
Билл Дженкинс приземлился ранним утром в Руасси. Он часто летал на «Конкорде» из Нью-Йорка в Париж и обратно, поэтому привык к скорости и комфорту супер-скоростного самолета. После ужасного происшествия в Иль-де-Франс он с содроганием думал о том, что могли испытывать несчастные пассажиры, находящиеся в том роскошном летательном аппарате. Продолжительное расследование закончилось тем, что на взлетной полосе была обнаружена металлическая деталь, которая предположительно являлась важной составляющей двигателя. Поэтому, как ни старался «Конкорд» стать величественным, уникальным самолетом мечты, соединяя в себе скорость и силу, его царствование закончилось. Он провалился. Было достаточно всего одного раза.