Грегуар побледнел.
— Тогда почему…
— Потому, что ты мне нравишься, — отрезал дон Мельчиорре. — Мне нравятся твои манеры, твоя храбрость и твоя фальшивая наивность. И к тому же я уверен, что ты понравишься Орнелле.
Эти слова заставили Грегуара вздрогнуть, но он не подал виду. Автомобиль остановился возле подъезда замка на посыпанной белым гравием дорожке, которая огибала небольшой пруд с дикими утками и лебедями. Дон Мельчиорре заглушил мотор, а к машине уже бежал, взволнованный, его верный шофер.
— Где ты был, патрон? Я пытался связаться с тобой по мобильному и…
— Я его отключил, — ответил старик.
— Но я умирал от беспокойства. И твоя жена тоже, боже мой…
— Что-что? Вы вызвали полицию? Вам сообщили о моей смерти? Да или нет?
— Нет, — покорно ответил шофер.
— Тогда в чем дело? А Орнелла, она тоже плачет?
— Ты прекрасно знаешь, что нет. Она сказала, что ты имеешь право на личное время, не сообщая об этом всему миру.
Дон Мельчиорре с облегчением вздохнул и повернулся к Грегуару:
— Видите, к счастью, у меня прекрасная дочь. Она не считает меня мертвым и не дрожит от страха каждый раз, когда я не сообщаю о месте своего пребывания.
— Мельчиорре! — укоризненно воскликнул шофер.
— Ты предоставишь этому молодому человеку зеленую комнату, — сказал он своему старому другу, ни о чем не спрашивая Грегуара. — Ведь вы ночуете здесь, не так ли?
Грегуар произнес что-то нечленораздельное, и этот звук был принят за согласие. Дон Мельчиорре улыбнулся, и его шофер тоже расплылся в улыбке, расценивая присутствие этого молодого человека как хорошую новость, потому что его патрон выглядел довольным.
22
Билл Дженкинс времени в Париже не терял. Поняв, что его друг Грегуар задерживается в Италии, он воспользовался этим, чтобы предпринять одну из тех акций, которыми он не очень гордился, но эффективность которых отмечалась в досье «Mosampino».
Несколько недель назад президент Французской Республики учредил комиссию экспертов, призванную спокойно и четко определить, какое влияние окажут ГМО на питание потребителей. Таким образом, восемь независимых экспертов начали свою работу, результаты которой президент ожидал получить к концу года.
Два года назад гремело дело о пестицидах, из-за которых гибли пчелы. Фирма «Mosampino», которая выпустила эти продукты на рынок, смогла повлиять на нескольких независимых экспертов, правда, подкупив их. Таким образом, научное и политическое сообщество согласилось принять эти пестициды, которые, конечно же, «не представляли никакой опасности, особенно для производительниц меда».
Однако после массовой гибели пчел все же стали возникать вопросы о реальной невинности этих высокотехнологичных химических продуктов. Последовала череда статей, чтобы окончательно обелить фирму «Mosampino» и заключить, что если пчелы и умирали сотнями, то одному только Богу известно, почему так происходило. И было это вовсе не из-за знаменитого инсектицида «Терминатор».
По правде говоря, Билл Дженкинс сделал то, что должен был сделать, пообщавшись с некоторыми независимыми экспертами и предложив им то, что заставило их демонстрировать довольно лояльное отношение к инсектицидам фирмы «Mosampino».
Подобный демарш американец предпринял сегодня утром, встретившись с Эрнестом Молинье, влиятельной фигурой из Комиссии экспертов по ГМО, назначенной Шираком.
Агроном по образованию, Молинье работал в сельскохозяйственных профсоюзных организациях, прежде чем сделать политическую карьеру, которая быстро привела его в правительство Миттерана и Ширака. Находясь на этом посту, он установил ценные связи по всей Европе и даже за ее пределами. Он интересовался всеми проектами в сфере аграрной индустрии и принимал участие в их продвижении — при условии, что предприниматели смогут публично его отблагодарить. В департаменте Лозер, где Молинье регулярно избирался сенатором, он постоянно делал инвестиции в создание рабочих мест. Приветливый и доброжелательный, знаток своего дела, он чувствовал, когда нужно было поработать на публику, ратуя за справедливость, чтобы все поняли, что он сама чистота и неподкупность.
Таким образом, выступая против лоббирования продуктов с искусственными сахарами, которые неизменно приведут к возникновению различных заболеваний, Эрнест Молинье стал предводителем этого движения. Причем следует подчеркнуть, что сам он весил добрый центнер, и его личный врач настоятельно советовал, угрожая риском сердечного приступа, отказаться от употребления сахара вообще, даже с утренним кофе.
Поэтому теперь Молинье преследовал сахар повсюду: и в ходе приготовления пищи, и в пачке печенья, на этикетке которой никогда не указывалось, натуральный сахар или искусственный. Он активно боролся против распространителей газированных напитков в школах, против стеллажей, заполненных неизвестного происхождения конфетами и жевательными резинками, возле касс в супермаркетах. Таким образом у него сложился имидж защитника потребителей — взрослых и маленьких.
Знающие его люди говорили, что лоббистам сахара крупно не повезло. Однако вся его непорочность и честность сосредоточились только на борьбе в данном секторе. Во всем же остальном Молинье оставался прежде всего коррумпированным чиновником. И если он до сих пор сохранял доверие главы государства, то только благодаря своей безупречной ловкости и изумительному красноречию, которые всегда помогали ему обманывать людей — причем с таким искренним видом, что иногда он сам начинал себе верить…
Вот такому человеку и решил нанести деловой визит Билл Дженкинс. Молинье назначил встречу вечером в саду Тюильри, где в то время располагалась ярмарка с каруселями и колесом обозрения.
— Отсюда вид на Париж еще лучше, чем с Эйфелевой башни, — произнес бывший министр вместо приветствия лоббисту от «Mosampino».
— Вы так считаете? — спросил Дженкинс, слегка испугавшись при мысли о том, что ему придется сесть в кабинку с этим полным человеком.
— Поверьте, я катаюсь здесь с детства. Как поживаете, мсье Билл? — осведомился Молинье, протягивая своему собеседнику полную руку, жадную и цепкую.
— Неплохо, — ответил Дженкинс, который немного знал этого человека и понимал, что нужно предоставить ему управлять беседой и дать поразглагольствовать прежде, чем приступать к делу.
Дженкинс подумал, что раз Молинье согласился на эту встречу прямо в центре города, то он, несомненно, был готов выслушать разумные предложения.
Они купили жетоны и сели в свободную кабинку.
— У нас достаточно времени, — сказал Молинье, раскрывая ладонь, — я купил на три круга!
Не было ничего удивительного в том, что бывший министр сельского хозяйства и пищевой промышленности был настолько популярен даже среди детей, которые знали его имя, лицо и живот. Молинье тоже был по-своему ребенком; ребенком шестидесяти трех лет.
После предупреждения по громкоговорителю колесо отправилось в парижское небо. Дженкинс украдкой посмотрел на крепления кабинки. Выглядели они достаточно надежно и могли без проблем выдержать вес Молинье, а вместе с ним — и предполагаемых деток такого же телосложения.
Вначале они практически не разговаривали, поскольку Молинье, противореча всем своим принципам, не смог устоять перед сладкой вафелькой, легкость которой помогла вступить в сговор с совестью.
Насладившись, он вытер руки и рот белым, словно сахар, платком и принялся рассказывать о протестах, волной прокатившихся по Франции. Дженкинс предпочел пока просто слушать, время от времени кивая головой. Говорить о деле пока было рано.
— Нельзя сказать, что вы оказали нам услугу, повысив цены на нефть, — начал наступление бывший министр. — Если так будет продолжаться и дальше, то возможно наступление кризиса, даже у вас в Америке, а это вызывает тревогу. Но вам-то чего беспокоиться? Вы контролируете месторождения нефти, и я не уверен, что Иракский конфликт сильно повредил вам с этой точки зрения… Тогда как для нас, французов, дело обстоит совсем иначе! У нас нет нефти, наша зависимость огромна, а использование других альтернативных источников энергии до сих пор остается в зачаточном состоянии.