— Мы уже сообщили кабинету Больтена в Вашингтоне о необходимости проведения рекламной акции для властей Брюсселя, — объявил один из серых человечков. — Администрация Буша поддерживает нас, и в Лондоне мы тоже рассчитываем на понимание.
— Нужно также упомянуть о том, что мы занимаемся инвестированием в экономику государств, недавно вступивших в Европейский Союз, но еще не принявших санитарные и ветеринарные требования старой Европы, — добавил один из визитеров. — Мы также продвигаем проект разведения коров в Австрии и бывшем СССР. Когда наши скотоводы станут производить столь конкурентоспособное молоко, нет никакого сомнения в том, что остальные захотят получить те же преимущества от нашего открытия, чтобы бороться в равных условиях. Это должно помочь нам взломать двери Брюсселя.
— Очень хорошо, — подвел итог Брэдли. — Я вижу, вы не теряли времени даром. Это прекрасно! Следуйте за мной.
Он выдал посетителям замысловатые комбинезоны, а затем все вошли в оборудованный по последнему слову техники хлев, где загоны были расположены по обе стороны огромной кормушки, разделенной на две части, в одной из которых находился простой фураж, а в другой — початки сои и кукурузы.
— Задача состояла в том, — объяснил Брэдли, — чтобы в лабораторных условиях воспроизвести гормон роста, позволяющий корове давать максимальный объем молока, даже когда у нее уже закончился период лактации. До сегодняшнего дня нужно было забить не менее двадцати коров и проникнуть в их гипофиз, чтобы получить только одну дозу соматотропина. Ведь без генетических изменений увеличить производительность животных невозможно.
Глаза профессора Брэдли сияли. Представители «Mosampino» ловили каждое его слово. С тех пор как он, слишком поглощенный своими разработками, не преподавал в университете Нью-Джерси, ему не так часто выпадал шанс выступить перед аудиторией. И сегодня утром он чувствовал себя в своей стихии, объясняя суть исследований этим людям, которые проявляли эмоции лишь перед перспективой обогащения.
— Соматотропин коров, — продолжил он, — воздействует на вымя животного, на его печень и мышцы. Но он не угрожает ни его плодовитости, ни продолжительности жизни. Что касается потребителей молока таких коров, то могу однозначно заявить: их организм не подвергается опасности. Доказательство: в течение многих лет я провожу опыты на животных, страдающих нанизмом, то есть карликовостью, и могу вас уверить, что ни одно из них не поправилось. К их большому сожалению, впрочем…
На лице визитеров появилась механическая улыбка.
— Отныне существует возможность повысить способность взрослой коровы к производительности молока на 30–50 процентов, — сказал Брэдли. — После того как я получил копию соматотропина в пробирке, вопроса об убое коров больше не возникает. А теперь посмотрите сюда.
Профессор направился к животным, которые стояли перед своими наполненными кормушками, безразлично глядя на почетных гостей.
— Как вы можете судить по их шкуре, эти животные абсолютно здоровы. Их обследуют два-три раза в день специальным аппаратом и кормят отборным фуражом с растительными — я настаиваю — добавками.
Он сделал несколько шагов по направлению к большому листку с изображенным на нем графиком.
— Каждая из этих коров отелилась в конце года. Как видите, с января до апреля кривая идет вверх, а затем резко опускается.
Каждый мог убедиться в справедливости слов профессора, глядя на представленные показатели. Затем Брэдли пригласил гостей пройти в другой конец помещения.
— На этот раз перед вами коровы с такой же блестящей шкурой и тоже отелившиеся в декабре. Единственная, но существенная разница состоит в том, что каждую неделю после отела я делал им инъекции. Трудно поверить, что маленький укол в ухо творит такие чудеса.
О чудесах свидетельствовала горизонтальная линия, находящаяся вверху большого листа ежедневной производительности.
— Как известно, — продолжил Брэдли, — топливо для обычного автомобиля и для гоночного болида разное. Поэтому наши суперкоровы не довольствуются овсом, пусть и витаминизированным. Для поддержания отличной формы им необходима смесь высококачественного маиса и сои с равнин Запада, если вы понимаете, на что я намекаю…
— Я понимаю! — воскликнул наименее серый из троих маленьких человечков.
— Отлично! Благодаря этому чудесному гормону мы повысим зависимость скота всего мира от нашего зерна. Наша смесь из маиса и сои будет на каждой ферме!
Еще немного — и Брэдли сорвет овации. Немногочисленные присутствующие одобрительно закивали.
— А теперь, — сказал один из визитеров, — нужно найти отправную точку в Европе. Экспериментальное хозяйство, которое станет нашим настоящим Троянским конем.
— Или, скорее, Троянской коровой, — подхватил один из коллег, пытаясь сострить.
— Но это будет незаконно! — запротестовал Брэдли. — Я надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет. Нельзя действовать ни тайно, ни силой. Нужно убеждать. Побеждает тот, кто способен убеждать!
На этом они расстались. Того, кто оказался не таким безликим и серым, звали Билл Дженкинс. Он учился в Лондонской экономической школе и два года провел в Париже, где познакомился с неким Грегуаром Батаем, которого друзья в шутку называли крестьянином. И сейчас Дженкинс вспомнил о нем.
5
У дона Мельчиорре были свои привычки, и менять сложившийся к семидесяти годам образ жизни у него не было никакого намерения. Каждое утро он вставал очень рано и отправлялся завтракать. В огромной кухне своего замка в Бертоццо, неподалеку от Милана, он в одиночестве совершал ежедневный ритуал: поставив перед собой большую чашку ароматного кофе, он с упоением слушал оперу «Дон Карлос» или «Аида» маэстро Джузеппе Верди. Этим утром он отдал предпочтение «Аиде» — такой же легкой и игривой, как тот светлый и солнечный день, который занимался сейчас над равниной реки По.
Черты лица дона Мельчиорре были четкими — несмотря на его возраст. Гладкая кожа, точеный подбородок, благородной формы нос, который во Франции непременно дал бы повод считать дона Мельчиорре потомком знатного рода. В этом короле сельского хозяйства чувствовалась порода — явление крайне редкое в Северной Италии, где жили только автомобилестроением. Он же нашел свое место под солнцем, превращая зерновые в хрустящие хлопья для больших и маленьких, а подсолнухи — в топливо.
За тридцать лет группа «Verdi», названная так в честь кумира дона Мельчиорре, вышла на первое место в пищевой промышленности Италии и стала одним из основных европейских поставщиков зерна, масла, минеральной воды и особенно молока, которое обрабатывалось при высокой температуре и разливалось теперь в прямоугольные пакеты, а не в бьющиеся бутылки, что сильно увеличило доходы компании.
Однако мечты дона Мельчиорре этим не ограничивались. Он дал имя Верди своему успешному предприятию еще и потому, что судьба ребенка из бедной семьи, которому в свое время отказали в должности органиста в родной деревне и который затем покорил целый мир, напоминала ему его собственную. Выходец из семьи с весьма скромным достатком, дон Мельчиорре строил амбициозные планы по распространению своей продукции, как и Верди, который покорил своей музыкой все человечество.
Каждый большой успех группы ассоциировался с произведениями итальянского гения. Например, хлопья для завтрака от группы «Verdi», которые соперничали отныне с американской фирмой «Kellog’s», были известны под названием «Rigoletto», которое очень нравилось детям. Покупка овсяных хлопьев «Rigoletto» — вот что поднимало настроение миллионам детей, независимо от того, были они американцами, норвежцами или французами. Старик Мельчиорре обладал завидным чутьем в сфере маркетинга и за километр чувствовал, на что нужно делать ставку.