Мод стояла у прилавка, а лавочник при мутном свете, падавшем с улицы, заворачивал ее покупки.
Свет падал на ее волосы и на белое, улыбающееся лицо; лавочник несколько раз поднял глаза от пакетов и посмотрел на нее. Как прелестна была она при этом свете! Он был взволнован и не торопился ее отпускать.
«Мы не особенно счастливо жили с женой, – подумал он, – я был только тогда счастлив, когда жил с матерью».
Он выпустил Мод, запер дверь и пошел рядом с нею, неся покупки в руках.
– Мне с вами по дороге, – сказал он.
Он стал рассказывать ей о своем детстве в маленьком городке штата Огайо, как он встретился с той девушкой, которая стала его женой; в двадцать три года от роду он переселился в Форт-Уэйн, где находился магазин, который принадлежал его жене, а после ее смерти стал его собственностью.
Он говорил с Мод как с человеком, который знает о всех деталях его жизни.
– А теперь моя жена и отец умерли, и я остался один. В общем мне повезло, – продолжал он. – Не знаю только, почему я ушел от матери. Я любил ее больше всего на свете. Но я женился и ушел от нее – женился и ушел, и жил своим хозяйством, а в это время она умерла.
Они подошли к перекрестку, и Гонт положил пакеты в руки Мод.
– Вы мне напомнили мою мать. Вы похожи на нее, – сказал он вдруг и торопливо простился с нею.
Мод стала ходить к нему за покупками, как раз ко времени закрытая лавки, а если она не приходила, он ужасно волновался. Он запирал лавку, отходил под навес другого магазина и ждал, повернув голову в сторону улицы, где жила Мод.
Потом он вынимал тяжелые серебряные часы и смотрел на них.
– Гм! – бормотал он и отправлялся домой, останавливаясь несколько раз, чтобы оглянуться, не идет ли Мод.
Было начало июня; семья Велливеров жила уже четыре месяца в Бидвелле, а в течение последнего года пребывания в Форт-Уэйне Мод большей частью болела и очень редко видела мистера Гонта.
Вдруг она получила от него письмо со штемпелем из Кливленда.
«Я нахожусь в Кливленде на съезде „Рыцарей Пифии“[2], – писал он. – Я здесь познакомился с другим вдовцом и мы заняли одну комнату в отеле. Я хотел бы на обратном пути остановиться в Бидвелле, чтобы повидать вас, и со мною вместе приедет мой новый друг. Если вы пригласите кого-нибудь из ваших подруг, мы проведем вечер вчетвером. Если это возможно, то наймите тележку и встречайте нас в пятницу вечером с поезда в семь пятьдесят. Конечно, все расходы на мой счет. Мы поедем куда-нибудь за город. Мне нужно вам сказать кое-что очень серьезное. Пишите мне в Кливленд по адресу отеля и дайте знать, можно ли будет так устроить».
Мод сидела на поле рядом с Мэй и думала об этом письме. Надо немедленно ответить. В своем воображении она рисовала себе живого, быстроглазого лавочника рядом с Мэй – героиней драмы в лесу с Джеромом Гадли, жившей в сказочном мире.
Сегодня, будучи на почте, она подслушала разговор: двое молодых людей обсуждали какой-то бал; он должен был состояться в будущую пятницу в каком-то месте, которое молодые люди называли Росой.
Смелый порыв побудил Мод отправиться в конюшни, где сдавались тележки внаймы, и там она узнала, что Роса находится вниз по заливу Сандаски, в двадцати верстах от Бидвелля.
«Мы поедем туда на бал», – подумала Мод и наняла тележку с парой лошадей; но теперь, лицом к лицу с Мэй, она боялась мысли о лавочнике из Форт-Уэйна и о его приятеле. Мистер Гонт был лысый, и у него были седые усы. Что представляет собою его приятель?
Страх объял Мод, и она задрожала. Когда она хотела начать говорить с Мэй на эту тему, слова не выходили из ее горла.
«Она никогда этого не сделает. Я никогда не сумею уговорить ее это сделать», – с тоской думала она.
– Здесь лежал больной человек. Он в течение многих недель был на грани смерти. Он лежал в нашем доме, и я все это время не смела спать.
Мэй Эджли высоко строила свою сказочную башню.
Выслушав несколько раз рассказ Мод о том, как на ней хотел жениться сын железнодорожного магната, Мэй решила, что пора ей создать себе романтического возлюбленного. Все, что она читала в книгах, воспоминания детства о слышанных ею романтических приключениях, – все это вдруг заговорило в памяти.
– Был здесь один молодой человек. Ему было всего лишь двадцать четыре года, – рассеяно заметила она, – но какую он вел жизнь!
Она как будто потерялась в воспоминаниях, и в течение долгого времени царила тишина.
Внезапно она вскочила и побежала к тому месту, где на небольшом возвышении росли два клена.
Мод тоже встала с травы; она дрожала от страха. Лавочник был окончательно забыт.