– Пойдем, дружище, выпьем по стакану пивца. Я знаю одно уютное местечко. Выпьем по стаканчику, а потом махнем в кинематограф. Я угощаю.
У старого корнетиста кусок застревал в горле. Некоторое время он продолжал еще смотреть в том направлении, где скрылся его друг, а потом встал и направился в свою комнату. Жена пошла следом за ним.
– Что с тобой? Ты нездоров? – спросила она.
– Нет, – ответил он. – Просто есть не хочется.
Он даже не взглянул на нее и продолжал медленно подниматься вверх по лестнице.
Уилл быстро шагал по улицам. Но он не направился в ярко освещенную часть города. Пансион был расположен вблизи фабрики; Уилл пересек ряд железнодорожных путей и, повернув на север, направился к докам, тянувшимся вдоль озера Эри.
Ему предстояло кое-что побороть в себе самом, взглянуть действительности в лицо. Сумеет ли он справиться с этим?
Сперва он шагал очень быстро, но потом замедлил шаги. Октябрь близился к концу, и воздух по ночам уже становился морозным. Промежутки между фонарями были большие, и он нырял то во мрак, то в светлую полосу улицы.
Почему это все вокруг казалось ему странным и неестественно призрачным? Между прочим, он забыл захватить свое пальто из Бидвелля. Придется написать Кейт, чтобы она выслала его.
Он уже почти добрался до доков.
Не только ночь, но и собственное тело, и тротуар под ногами, и далекие звезды в небе, даже незыблемые фабрики, мимо которых он шагал, – все казалось призрачным. Казалось, что можно вытянуть руку и она пройдет сквозь стену так же, как сквозь туман или дым.
И люди, которые проходили мимо, тоже казались странными и вели себя как-то необычно. Темные фигуры выплывали навстречу из мрака. Вот там у фабричной стены стоит человек – совершенно неподвижно и тихо.
Было нечто такое, что казалось неправдоподобным в поведении встречных людей и в самой атмосфере этой ночи. Он прошел в нескольких дюймах от неподвижного человека. Что это – человек или только тень на стене? И жизнь, которую предстояло вести ему, Уиллу, тоже превратилась в нечто странное, бесконечное и страшное… Может быть, такова уже жизнь – бесконечность и пустота.
Он подошел к тому месту, где качались на якоре суда, и долго стоял, глядя на черный борт корабля. Все кругом казалось безлюдным. Но, повернув голову, Уилл внезапно почувствовал близость двух людей. Их шаги не производили ни малейшего звука в пыли дороги, и он не заметил их, потому что их нельзя было ни видеть, ни слышать, – он именно почувствовал их присутствие.
Вскоре показалась какая-то часть женского туалета, а потом на фоне густого мрака выделилась фигура мужчины.
– Да пойдем же, чего ты боишься? – услышал Уилл хриплый голос мужчины. – Ничего с тобою не сделается!
– Замолчи, пожалуйста, – послышался голос женщины, а потом взрыв хохота. Обе фигуры потонули во мраке.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – снова донесся голос женщины.
С получением письма от Кейт Уилл перестал быть мальчиком. Порвались узы, которые связывали его с детством. Его вытолкнули из гнезда, и он окончательно перекатился через его край.
Все затруднение теперь состояло в том, что, перестав быть мальчиком, он все же еще мужчиной не стал. Он висел в пространстве. Некуда было поставить ноги.
Он стоял в темноте, под черным бортом судна, и его ноги как-то странно подергивались.
Теперь уже нечего рассчитывать на вечера в доме пплтонов, в обществе Кейт, Фреда и отца, который раскладывает свои кисти на столе. Зачем вспоминать теперь о том, как Кейт возвращается поздно ночью с прогулки со своим приказчиком и поднимается наверх к себе? Что пользы в том, чтобы пытаться себя рассмешить воспоминанием о полуостриженной овчарке в каком-то городке штата Огайо?
Теперь он стоял лицом к лицу со зрелостью, и как мужчина он был одинок. Если бы только можно было опустить ноги на твердую почву! Превозмочь чувство затерянности в пространстве и падения сквозь пустоту!
«Зрелость!» Какое странное слово. Что оно означает?
Уилл вообразил себя на фабрике, где он в качестве мужчины исполнял работу мужчины.
В течение всего дня он стоял у машины и буравил дырочки в кусочках железа. Мальчик подвозил к нему в тачке маленькие, бессмысленные кусочки железа, а он, Уилл, брал их в руки один за другим и ставил под острые буравы. Затем он нажимал на рычажок, и бурав опускался на кусочек железа.
Поднимался небольшой дымок, и Уилл впускал смазочное масло в то место, где сверлил бурав. Затем он отбрасывал рычажок назад. Отверстие было готово, и он бросал бессмысленный кусочек железа в другую тачку. Больше они друг с другом не имели дела.