Он откинул голову назад, и я поделился с ним моими сведениями о Бене Ахеме.
– Не ставьте на него ни одного цента, в этом заезде он будет так же быстро бегать, как вол за плугом. А после первого заезда ставьте на него все до последней сорочки!
Вот так я ему и сказал.
Никогда я не видел, чтобы человек был вежливее, чем он со мною.
Я уже раза два посмотрел на его сестру, а она на меня, и оба мы покраснели.
Рядом с нею сидел один жирный человечек, и что же вы думаете? Мой молодой человек не побоялся попросить его быть столь любезным и поменяться местами со мною.
Черт меня возьми! Вот я и влопался. Что за осел я был, когда, увидев франта с тросточкой и бантом, напился виски, чтобы только пофанфаронить.
И теперь, когда я сяду рядом с нею, она, наверное, почувствует, что от меня спиртом разит. Я готов был сам себя кой-куда лягнуть, согнать с трибун и заставить пробежаться по всему ипподрому, быстрее тех кляч и битюгов, которых позаписывали в этом году на бега!
Эта девочка, видно, не дура.
Чего бы я не отдал за мятную лепешку, или лимонный леденец, или что-нибудь в этом роде, чтобы отбить запах виски. Мое еще счастье, что в кармане у меня были сигары – по четвертаку штука, – и как раз перед тем, как толстяк встал, чтобы поменяться со мною местами, я вынул две сигары, подал одну из них моему новому знакомому, а вторую сам закурил и уселся рядом с барышней.
Они представились. Его звали Уилбур Вессен, сестру – Люси, а вторую барышню – мисс Элинор Вудбери; ее отец был фабрикантом и где-то в Тиффине выделывал бочки.
Я думаю, что это их благозвучные имена сбили меня с панталыку. Парень, который был грумом на бегах, а теперь работает грумом у богатого человека, владельца того, сего и этого, нисколько не хуже кого-либо другого… Я часто думал об этом, и такого же мнения и сейчас.
Но вы знаете, что такое человек? И поверьте, всему виною ее синее платье, и ее глаза, и то, как она на меня посмотрела за минуту перед тем, через плечо брата.
Мог ли я после этого показаться простофилей-деревенщиной, а?
Ну, конечно, я разыграл из себя дурака, вот что я сделал. Я заявил, что меня зовут Уолтер Мэтерс из Мариэтты, и вслед за этим стал врать наибессовестнейшим образом!
Я сказал, что мой отец – владелец этой лошади и он поручил ее Бобу Френчу, ибо честь семьи не позволяет отцу записывать лошадей под своим именем.
И пошел, и пошел, мне ведь только нужно было разойтись!
Они все наклонились в мою сторону и слушали, и я видел, как блестели глаза Люси Вессен!
Я стал рассказывать о «нашем» особняке в Мариэтте, об огромных конюшнях, о великолепном доме на холме, с которого открывался дивный вид на реку Огайо. Но я был достаточно умен для того, чтобы не говорить беспардонно хвастливым образом. Нет, я только намекал и давал им шанс повыпытать из меня побольше. Я делал вид, что очень неохотно рассказываю о себе.
В нашей семье, правда, никогда не было фабрикантов, и насколько я помню, мы всегда были весьма бедны. Но мы никогда ни к кому за помощью не обращались, и мои предки жили в Уэльсе.
Впрочем, к черту предков!
Сидим и беседуем, будто мы уже годы как знаем друг друга. Я еще добавил, что мой отец послал меня в Сандаски, чтобы я тайком присмотрелся, не устраивает ли Боб Френч каких-нибудь трюков.
И, продолжая свой блеф, я сказал, что мне доподлинно известно, что в первом заезде Бен Ахем проиграет, ибо будет бегать с быстротой хромой коровы. Но затем он покажет себя и «со всех шкуру живьем спустит». И для вящего доказательства я вынул тридцать долларов и попросил Уилбура Вессена быть столь любезным сходить и поставить за меня эти деньги на Бена Ахема – я, мол, не могу сам идти, из опасения встретить Боба Френча или кого-либо из «наших» грумов.
Конечно, так оно и было. Во время первого заезда Бен Ахем бежал, как деревянная кобыла, и пришел почти последним к финишу. Тогда Уилбур Вессен отправился ставить на Бена Ахема, а я остался с барышнями, и когда мисс Вудбери засмотрелась в противоположную сторону, Люси Вессен коснулась плечом моего плеча. Не то чтобы опереться о мое плечо, нет! Только так, как умеют женщины, – и близко подойдет к тебе, и останется далеко от тебя вместе с тем. Вы, верно, и сами это знаете. Черт!
Через некоторое время случилось нечто такое, что меня ошарашило.
Они между собою решили, что Уилбур поставит на Бена Ахема пятьдесят долларов и барышни из своих собственных денег каждая по десяти.
Я себя чувствовал прескверно, но самое скверное было впереди.
Бен Ахем и деньги, которые мои новые друзья поставили на него, меня мало тревожили. Все вышло как по писанному. Бен Ахем мчался с такой же быстротой, с какой крестьянка пытается распродать меру гнилых яиц. Мы выиграли на наши ставки пять на один!