Самбу погрозил пальцем и засмеялся:
— Понял намек. Цогзолма, ну и я, конечно, просим тебя сегодня вечером быть нашей гостьей.
— Вы — уже?..
— Да, мы — уже, — засмеялся, в ответ Самбу и непритворно вздохнул:
— Зоотехник в «Дружбу» действительно нужен. Хандху теперь председательствует. Хоть и молодой, но толковый мужик. И настойчивый, как черт. Работать с ним интересно.
— Спасибо, товарищ Самбу! — взволнованно сказала Алтан-Цэцэг.
— Постой, постой… Ты же понимаешь, брат, что послать в объединение зоотехника с университетским образованием для нас пока непозволительная роскошь. Ты здесь нужна: или в управлении, или в сельхозтехникуме. Директор техникума во всех руководящих органах пороги обил…
Ребром ладони начальник управления резко провел по горлу:
— Вот как нужна!
Поглядел на Алтан-Цэцэг хитрыми глазами, спросил:
— Слышал я, что тебя там в науку приглашали?
«И здесь уже известно», — усмехнулась Алтан-Цэцэг, но ничего не ответила.
Приняв ее молчание за согласие, Самбу поднялся и, хлопнув ладонью по бумагам, в беспорядке раскиданным по столу, воскликнул:
— Ох, и дела скоро у нас начнутся — небу жарко станет!
Быстрыми маленькими шажками Самбу подбежал к стене, на которой висела большая географическая карта Монголии, утыканная красными, зелеными и синими флажками. Флажки погуще теснились вокруг столицы, а на востоке и юге страны сидели отдельными гнездами. В войну такими картами пользовались для обозначения линии фронта.
Показывая пальцем сначала на одну группу. флажков, затем на другую и на третью, Самбу заговорил горячо и страстно, будто профессор, увлеченный своей лекцией:
— Смотри, Алтан: здесь созданы государственные хозяйства — госхозы, тут сельскохозяйственные объединения, а это МЖС — машинно-животноводческие станции. Пока их немного. Но если мы крепко потрудимся, то создадим новую экономическую систему аратской Монголии. Социалистическую систему. Условия для кооперирования теперь вполне созрели. И опыт кое-какой накоплен…
Самбу взял в руки ленинский томик, договорил: — Все идет так, как советовал когда-то нам, монголам, Ленин.
Постоял, как бы прислушиваясь к себе, помолчал. Потом поглядел на Алтан-Цэцэг и тихо спросил:
— Ну, как?
— Хорошо, — похвалила Алтан-Цэцэг и подумала о партийном комитете, который, видимо, всерьез занялся теоретической учебой кадров. Самбу заговорил словами отца.
— С назначением — как? — резко спросил Самбу.
— В «Дружбу» прошусь.
Алтан-Цэцэг думала, что начальник управления рассердится, а он вдруг рассмеялся и сказал:
— Я так и думал. Для ученого зоотехника на Халхин-Голе — простор необыкновенный. Осваивать надо этот благодатный край. А вот с чего начинать и как осваивать, должны подсказать ученые люди.
Об освоении Халхингольской долины Самбу думает уже давно. Алтан-Цэцэг вспомнила военную зиму и один, разговор. Был вечер. В степи догорала багровая заря. В юрте курился душистый и кисловатый дымок, они с Тулгой молча сидели у очага, грелись — Алтан-Цэцэг только что вернулась с пастбища и в дороге замерзла до овечьей дрожи. Услышали цокот копыт. Кто-то подошел к юрте и в нерешительности остановился. Тулга крикнула:
— Кто там обтаптывает нас? Входите!
Через открытую дверь ворвался плотный клубок белого морозного пара, расплылся по земляному пазу и тут же растаял. В юрту, переступив порожек, вошел председатель Самбу в теплом дэли и в мохнатой шапке, молча принял пиалу с горячим чаем и присел па корточки у очага. Выпив чай, сказал:
— Заря долго горит. Ветер завтра будет.
Помолчал. Принял вторую пиалу с чаем.
— Я поеду к табунщикам, а тебе бы, Алтан, к чабанам съездить надо.
В ту зиму, начиная с осени, по степи усиленно полз ядовитый слушок, будто вот-вот нападут японцы. Не скрывая тревоги, Тулга спросила об этом Самбу.
Самбу не ответил. Он думал о чем-то своем. Собираясь уходить, вздохнул:
— Степь пропадает.
Алтан-Цэцэг поразил тогда этот горестный вздох: «Степь пропадает!». Сколько в нем было боли!
Весной тысяча девятьсот тридцать девятого года, когда начались боевые действия на Халхин-Голе, правительство республики обратилось к населению с просьбой уйти из района военных действий в глубь страны и увести скот, С одной войной покончили — началась другая, Великая Отечественная. Она могла заполыхать и на востоке, и здесь, в этих степях. За чертой государственной границы стоял враг. В любой момент могли заговорить пушки. Но они молчали, потому что с этой стороны врагу противостояла другая сила. Но только в тысяча девятьсот сорок пятом угроза была снята.