В начале декабря Алтан-Цэцэг выписали из больницы, а спустя полтора месяца — в канун Белого месяца (Цаган-сара), когда зима поворачивает на лето и когда старые люди празднуют монгольский Новый год, — она родила мальчика, с белым лицом, с белыми волосами. Белого мальчика. Белый цвет, цвет молока — счастливый цвет, цвет жизни. На семейном совете новорожденного назвали именем отца — Максимом, Максимкой.
Теперь, с рождением сына, у Алтан-Цэцэг окончательно свалилась с плеч та тяжкая ноша, которая долгие дни и ночи давила ее, пригибая к земле. Порой казалось: наступила черная ночь, которая никогда не кончится. Однако ночь кончилась. Наступил день. Как полевой цветок, при первых ярких лучах солнца расправляющий свои красивые лепестки, стряхивает с себя остатки ночи и зацветает пуще прежнего, так и Алтан-Цэцэг вдруг встряхнулась вся, выпрямилась — боже, сколько солнца! — и удивительно похорошела. На смену девчоночьей угловатости, резкости как-то вдруг сразу пришли спокойная мягкость и нежная женственность. Видно, такую силу имеет великое чудо и таинство природы — материнство.
На Алтан-Цэцэг еще несколько недель назад лежал густой летний загар. Но его сменила больничная бледность. Лицо стало матовым, словно его подсветили изнутри. Увеличились глаза. В них появилась спокойная глубина, излучающая теплый свет.
Занятая Максимкой, Алтан-Цэцэг не забывала объединение на Халхин-Голе и людей, с которыми успела подружиться. Порою тосковала о них. И тогда начинала отсчитывать дни, когда кончится ее декрет, когда снова сможет поехать. Вздыхала: «Не скоро еще…».
В «Дружбе» тоже не забывали своего молодого специалиста. Неунывающая Тулга писала письма, в которых причудливо переплеталось серьезное и озорное.
Из писем подруги Алтан-Цэцэг многое знала.
Чабану Дамдинсурэну, спасшему во время пожара общественное сено и отару овец, взамен сгоревшей юрты правление выделило совсем новенькую. Он получил также деньги на одежду и домашний скарб.
Парторг Жамбал не дает теперь спокойно жить: Тулгу и доярку Цогзолму сделал «артистками» и «затаскал» по фермам и чабанским стоянкам. Сам он выступает с докладами, а они дают концерты. Парторг доволен тем, что хорошо идет сбор средств на танковую колонну «Революционная Монголия» и авиационную эскадрилью «Монгольский арат». Без лишних разговоров люди открывают сундуки и достают оттуда свои кошельки… А у кого нет денег — те дарят лошадей, овец, коз. Братьям-фронтовикам, советским друзьям, каждый старается чем-то помочь.
«Ветеринар Ванчарай после пожара сильно затосковал, — писала Тулга. — Сердце, видать, тогда опалил. Ходит чернее тучи, темнее ночи. Сохнет на глазах и тает, как свечка».
Бухгалтер Гомбо поздними вечерами усиленно начал протаптывать тропинку вокруг юрты. Однажды Тулга встретила его, говорит: «В этой юрте в злых духов не верят и не признают их». — «А если это добрые духи?» — «Они на кругах не стали бы ходить». — «Ваше замечание можно принять как приглашение?» — «Совсем нет». Но читкур продолжает ходить.
В школу-юрту приходил председатель объединения Самбу. Посидел, полистал тетрадки учеников, сказал:
— Если будете хорошо учиться, то к будущему году построим деревянную школу с большими светлыми. окнами и с теплой печкой.
Подруг в городе у Алтан-Цэцэг не осталось. Но часто заходила Лидия Сергеевна. С нею и коротали длинные зимние вечера.
Алтан-Цэцэг, глядя на Лидию Сергеевну, на ее маленькие «интеллигентские» руки, часто удивлялась: и когда они научились делать самые разные работы — кроить и шить, пилить и колоть дрова, купать и пеленать ребенка, варить щи и стряпать вкусные-превкусные коврижки.
— Жизнь всему научит, — смеялась Лидия Сергеевна.
Лидия Сергеевна и Алтан-Цэцэг увлеклись вязанием — этой неторопливой немного однообразной, но все же интересной работой. Занятые обе делом, они вели неторопливые разговоры — о жизни, о книгах, о войне. Разговоры их иногда обрывались, как обрываются нити, но их связывали и клубок начинал разматываться дальше.
Слушая Лидию Сергеевну, Алтан-Цэцэг думала о том, как много человек может сделать полезного и доброго для людей за свою жизнь. Лидия Сергеевна воевала в гражданскую войну, медицинской сестрой прошла с полевыми госпиталями Пятой Армии половину огромной страны. Войну начала вместе с отцом на Южном Урале и закончила в Иркутске. Отца ее, армейского политработника, в прошлом учителя, в Иркутске откомандировали из штаба в распоряжение губернского исполнительного комитета. Здесь ему было поручено ведать народным образованием. Так они и стали иркутянами.