Но мечты остаются мечтами. И в том, что Кони не похоронил себя в провинции, которая лишь при коротких наездах могла показаться ему такой привлекательной, а остался в Петербурге, были свои резоны. Всей душой ненавидя чиновничество, чиновник Кони искал себе друзей в среде художественной интеллигенции — среди писателей, журналистов, актеров. И нашел. Многие дружеские связи тянулись еще из поры детства и юношества. Друзья его отца остались его друзьями. Так как же он мог бросить их? Не бывать по понедельникам, а с девяностых годов по субботам на обедах «Вестника Европы» у М. М. Стасюлевича? Не встречаться по пятницам в ресторане французского отеля с нежно любящим его Гончаровым? Лишить себя, хоть и редких, встреч с Марией Гавриловной Савиной, присутствия на премьерах в Александринке, где когда-то играла мать, где до сих пор с успехом ставились пьесы отца?
«Эгоизм петербургских умственных и материальных удобств вопиет во мне против здешней глуши и сна», — пишет Анатолий Федорович тому же Морошкину из Смоленска, где проводил ревизию, уже в марте 1883 года. Голубой мечте о спокойной работе среди «людей с чистой душой» не суждено было никогда осуществиться. Кони предпочел жить в Петербурге среди «…разных проскочивших в министры хамов, которые плотною стеною окружают упрямого и ограниченного монарха».
«Да и куда ехать? — писал он позднее. — Везде одна и та же скорбь земли русской. А скорбь эта велика…»
Новая служба целиком захватила Анатолия Федоровича. Обязанности прокурора Окружного суда были весьма широки и разнообразны. Главная из них — выступления в суде обвинителем. Прошло немного времени, и публика стала приходить в суд «послушать Кони».
Одним из первых дел, на котором Кони выступал с обвинительной речью в Петербургском окружном суде, было дело об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем. Казалось бы, история вполне бытовая. Но суду предшествовало одно обстоятельство, характеризующее нравы и обычаи петербургской полиции — помощник пристава, которого Анатолий Федорович в своей речи с горькой иронией назвал «проницательным», усмотрел в смерти молодой женщины самоубийство «с горя по муже», посаженном на семь дней за драку. Покойницу похоронили, и дело скорее всего предали бы забвению, если бы не вмешательство прокуратуры.
Защищал Емельянова в Окружном суде известный петербургский адвокат — присяжный поверенный Владимир Данилович Спасович. Судьба часто заставляла Кони и Спасовича «скрещивать шпаги» в суде, и, как правило, Анатолий Федорович выходил победителем. И в настоящем деле присяжные заседатели прислушались к слову прокурора — подсудимый был признан виновным в убийстве жены с заранее обдуманным намерением. Это не помешало Кони и Спасовичу сблизиться и поддерживать долгие годы дружеские отношения, сотрудничать в редакции одного журнала. Правда, дружба их постоянно подвергалась испытаниям из-за некоторых выступлений Спасовича в печати, но об этом позже.
Отчет о судебном заседании, речи защитника и прокурора появились в прессе. С введением новых судебных уставов суды оказались под пристальным вниманием печати — не было ни одного мало-мальски серьезного дела, особенно рассматриваемого с участием присяжных заседателей, о котором не писали бы газеты и журналы. Речами обвинителей и адвокатов публика зачитывалась, как романами. А когда приговор суда вызывал неудовольствие, его участники получали в изобилии ругательные письма. В 1872 году не избежал этой участи и Кони. После очень длинного, запутанного и утомительного дела по обвинению братьев Мясниковых в подделке в свою пользу завещания первостатейного фридрихсгамского[13] купца Козьмы Беляева, умершего в 1858 году, он получил горы осуждающих писем — присяжные вынесли оправдательный вердикт, невзирая на то, что экспертиза признала подпись под завещанием подделанной.
Суворин в «С.-Петербургских ведомостях» назвал речь Кони блестящей:
«Я слышал его обвинительную речь, и никогда, ни после одной речи, не выходил я из заседания суда с таким удовлетворенным чувством, с таким уважением к представителю судебной власти, как после речи Кони. Я считаю ее образцовою и по форме и по содержанию… Превосходный критический разбор преступления, темного, запутанного, все итоги которого порваны временем».