Я остановился и повернулся лицом к неожиданному прерыванию. Там стоял тренер Томас Морган, фигура, о которой часто говорят, но с которой никогда не сталкивались. Его черные волосы были взъерошены под тусклым светом, а в ореховых глазах читалась мудрость, намекающая на многолетний опыт игры. Одетый в кожаную куртку и темные джинсы, он излучал бесстрастный авторитет, который требовал уважения.
На вид тренеру Моргану было около сорока лет, а шиворот, обрамляющий нижнюю половину его лица, придавал ему загадочную ауру. Я нахмурилась, заметив его растрепанный вид. От его неожиданного присутствия веяло знакомостью, как будто его репутация опережала его в хоккейном мире.
Я моргнул, на мгновение застигнутый врасплох его внезапным появлением. "Тренер", — сказал я, узнав его по бесчисленным историям и похвальным отзывам. Он был фигурой, под чьим руководством можно было строить карьеру.
Он окинул меня оценивающим взглядом, словно оценивая мою ценность на льду. "Я слышал о вашем решении отказаться от игры", — заметил он с едва уловимой ноткой любопытства в голосе. "Смелый поступок для лучшего игрока драфта".
Я пожал плечами, встретив оценивающий взгляд тренера Моргана с решимостью. "Если я могу совершенствоваться быстрее, то лучше сделать это, пока я молод, у меня еще есть возможность для этого", — объяснил я.
Но это была неправда.
Я здесь не для того, чтобы совершенствоваться, но ему не нужно было этого знать.
Тренер Морган кивнул, скрестив руки на груди. "Команде повезло с тобой", — признал он, в его тоне прозвучал намек на одобрение. Но в его следующих словах прозвучало предостережение. "Не жди, что к тебе будут относиться как к королевской особе. То, что тебя задрафтовала последняя команда твоего отца, не означает, что к тебе будут относиться иначе, чем ко всем остальным".
Его слова разрушили все затянувшиеся предположения, заставив меня осознать реальность выбранной мною среды. Груз ожиданий и тень наследия моего отца в спорте не были защитой от стандартов усердной работы и самоотдачи, требуемых в этих стенах.
При упоминании об отце и его бывшей команде по моему лицу пробежала тень. Нахлынули воспоминания, воспоминания о запятнанном наследии, о карьере, прерванной той самой организацией, которая теперь держала мою судьбу в своих руках. Боль от этой истории, горечь, которую она хранила, заставили меня крепче сжать палку.
Как могла команда, которая погубила моего отца, разрушила его мечты, набраться смелости и выбрать меня? Ирония висела в воздухе, и это была горькая пилюля, которую нужно было проглотить. Часть меня, которую я не озвучивал ни тренеру Моргану, ни кому-либо еще, хотела заставить их почувствовать всю тяжесть этого решения, как-то наказать их. Возможно, это была одна из причин, по которой я отступил, чтобы сохранить контроль, придержать свой талант, пока не сочту нужным.
Но эти мысли были только моими. Вместо того чтобы высказать бушевавшее внутри смятение, я отвернулся от тренера Моргана и продолжил обстрел пустых ворот. Ритмичный стук шайб, попадающих в ворота, эхом разносился по льду — ровный ритм, отражавший буйство и решимость внутри меня.
"Оставь это для тренировки, парень", — голос тренера Моргана прорезался сквозь эхо выстрелов. "Твои товарищи по команде должны появиться в любой момент".
Я не взглянул на Моргана, сосредоточившись на сетке, когда забрасывал очередную шайбу. "Со мной все будет в порядке", — ответил я, мой голос был решительным, но слабая нотка подчеркивала заложенную в нем решимость.
Шли мгновения, и одиночество катка нарушили другие люди: звук коньков, скользящих по льду, заполнил пространство. Мои товарищи по команде выходили на лед, подбирали шайбы и начинали разминку.
На фоне растущей активности я оставался в своей зоне, отбивая один за другим броски в пустые ворота, — одинокая фигура среди суматохи. Не обращая внимания на остальных, я погрузился в стремление к совершенству, а стук шайбы о ворота служил мне щитом от внешнего мира. В тот момент лед был моим убежищем, убежищем от того, что ждало меня за пределами катка.
Звук коньков по льду приблизил еще одного игрока, прорвав кокон моей тренировки. "Привет", — позвал меня голос.
Я оглянулся, поприветствовал его коротким кивком, но все еще был сосредоточен на сетке.
"Я Майкл Картер".
Майкл, известный в хоккейных кругах как "Желтая вспышка" за свои светлые волосы и молниеносную скорость владения шайбой, не выглядел обескураженным моим сдержанным поведением. "Приятно наконец-то познакомиться с вами", — сказал он. "Я пытался найти вас на драфте, но…"