Какие выводы следуют? Верно: нашествие инопланетных монстров!
Успокоил нас восторженный Гильгоф — свои! Несмотря на то что явленный нам спектакль на действия “своих” походил очень и очень мало, я доктору поверил. А когда всю теплую компанию вскоре подобрал приземлившийся рядом с домом “Франц-Иосиф”, отпали последние сомнения — и впрямь не чужие. Здоровенный корабль попутно своротил стабилизатором мой забор и часть соседского, однако, как я упоминал, эта проблема была решена уже через несколько дней при помощи Курта и обоих Тилей.
Ныне, но прошествии сорока с лишним дней, о союзническом “блицкриге” говорить просто, но тогда уровень адреналина в крови зашкаливал. Заполошная стрельба, шлейфы дыма над городом, невиданные транспортные средства, исторгнувшие из своих недр десятки танков, чудеса пилотажа на “Франце”. Мои собаки с перепугу моментально наделали лужи в центральном салоне корабля — раньше они летали исключительно на тихоходных транспортных самолетах вроде “Дугласа С-47”. Впечатления незабываемые, что и говорить.
Прилетел на корабле старый приятель доктора Гильгофа — некий капитан Казаков. Под термином “капитан” я подразумеваю армейское звание, а не должность командира судна. Подозреваю, что рейдер может отлично управлять самим собой и выполнять задачи вообще без участия человека. В данном случае господин капитан лишь корректировал действия наземных войск с воздуха, причем не самостоятельно, а в компании весьма хмурого германского оберста и его помощника в чине майора. Едва нас приняли на борт “Франца” и приказали как следует пристегнуться, как Казаков вихрем взлетел по винтовой лестнице в тактический центр корабля и не показывался до времени, пока рейдер не совершил посадку в освобожденном от пехоты Халифата Бланьяке.
Как выяснилось позднее, оберстом-полковником являлся командир дивизии “Хаген” Эрнст Вюнше, а его недовольство вызвали именно мы и никто другой: пришлось потерять целых семь минут на спешную эвакуацию — Казаков настоял.
Пока мы порхали над Квебеком, выполняя “штучную” работу, на земле развернулось настоящее сражение, позднее обозначенное ироничным Гильгофом как “Прохоровка наоборот”. Бронированные тевтоны отсекли полевые лагеря Халифата от города, аллахакбаровцы не сумели развернуть оборону и были смяты через полтора часа. Потери союзников — восемь поврежденных “Тигров”, тогда как у противника были сожжены почти сорок машин, не считая другой техники.
Надо отдать должное военным Исламского Союза: капитулировать они не собирались, дрались яростно. Пехота заняла позиции в центре Квебека, и германские штурмовые группы выкуривали врага из добротно построенных каменных зданий едва ли не полные сутки — обороняться в городе куда легче, чем на открытой местности.
Если верить рассказам охранников колледжа, расположенного рядом с административным кварталом, в Квебеке царил ад кромешный. Большая часть мирных жителей попряталась по подвалам, некоторые успели запереться в бункерах, возведенных давным-давно “на всякий случай”, другим повезло меньше. Военное руководство союзников старалось поберечь город, но без использования огнеметов, мощных орудий, появившихся вслед за пехотой Панцерваффе, и плазменных установок бивших с высоты “Цезарей”, все равно не обошлось.
Дворец губернатора снесли почти до основания, одни стены остались. Похожая участь постигла десяток близлежащих зданий, отдельные очаги сопротивления подавляли до следующего утра, еще трое суток отряды полевой жандармерии прочесывали город и ближайший лес в поисках уцелевших после штурма солдат Халифата. Начавшиеся пожары были окончательно потушены только днем шестого числа. К вечеру десятого все оккупированные поселки на нашем материке и у восточных соседей были освобождены. По случаю гибели обоих губернаторов, квебекского и юргинского, на время военного положения власть перешла в руки объединенного русско-германского командования.
Итоги таковы: четыре дивизии Халифата полностью разгромлены и уничтожены, пленных оказалось всего восемьсот с небольшим. Союзники обошлись сравнительно малой кровью, серьезные потери были только во время боев в городах. Из числа постоянных жителей Квебека погибли двести восемьдесят два человека, больше тысячи ранены — три наши городские больницы никогда не справились бы с таким числом пострадавших, однако немцы моментально развернули полевой госпиталь и предоставили всю необходимую помощь.
“Франц-Иосиф” и сопровождавший его “Карл Великий” с русскими опознавательными знаками на киле приземлились в Бланьяке одновременно. Уже стемнело, но летное ноле квебекской гавани сияло огнями — прожектора, фары танков и бронетранспортеров, осветительные ракеты. Рядом со зданием администрации Порта и диспетчерской вышкой устроился громадный десантный модуль, смахивающий на сплюснутое куриное яйцо длиной в пару сотен метров, — именно эти серебристые монстры выныривали из пустоты в долине реки минувшим утром. Створки тяжелых ворот-шлюзов распахнуты, внутри суета — военные переправляют снаряжение на бетон близлежащей взлетной полосы. Неподалеку чернеют остовы четырех танков Исламского Союза, охранявших Бланьяк.
— Кажется, здесь мы будем в полной безопасности, — выдохнул Гильгоф, глядя в небольшое обзорное окно, от которого не отрывался с момента взлета. Измученные собаки валялись на изгаженном их собственной блевотиной ковре салона и тяжело дышали. Возле открытой переборки, ведущей в коридор, мерцал красными индикаторами миниатюрный робот-уборщик, но псины категорически отказывались давать ему дорогу. — Луи, что вы смотрите на меня волком? Поучаствовали в настоящем приключении, остались живы-здоровы, собаки целы и невредимы. Хотя, по-моему, их слегка укачало… Не сердитесь.
Корабль едва заметно вздрогнул — посадочные опоры коснулись бетонных плит порта. Пряжки ремней безопасности расстегнулись автоматически.
— Абсолютно не сержусь… — неискренне выдавил я. — Только решительно не понимаю, что происходит…
— Происходит обычная война, — холодно прокомментировала Аня, поднимаясь с кресла и целеустремленно направляясь к бару. Достала бутылку “Реми Мартена”, откупорила, отхлебнула по-матросски, прямо из горлышка. Повернулась к нам. — Кто-нибудь желает причаститься?
— Давайте, — вздохнул Гильгоф. — Николай, вам коньяк вреден. Анечка, достаньте для коллеги апельсиновый сок!
— Да идите вы… — огрызнулся Крылов, отбирая у доктора бутылку. — Несколько раз думал, что все, звиздец, разобьемся!
Откровенно говоря, у меня похожие мысли тоже проскакивали. Особенно когда “Франц”, показывая чудеса пилотирования, проносился над городом на минимальной высоте, потом заваливался на борт, зависал в воздухе, попутно паля из бортовых орудий; затем, будто стрекоза, уходил назад, вверх и вправо… Экстрим высшей категории.
— Живы? — Русский капитан в черной форме ВКК с вальяжной неторопливостью спустился по лесенке вниз. — Эй, кто стащил бутылку? На всех не напасешься, отдайте мне!
— Выглядите возмутительно свежим и жизнерадостным, — фыркнул Гильгоф, возвращая ополовиненный сосуд с чудесным нектаром законному владельцу. — Рад приветствовать, Сергей! Встреча внезапная, но вполне ожидаемая. С Аней и Коленькой вы знакомы, так что позвольте представить нашего отличного друга Луи Аркура и его свору волкодавов.
Из всей своры на капитана посмотрела только Альфа. Оценила и снова уронила голову на ковер.
Я с трудом встал, колени подрагивали. Пожал руку. Представился так, как принято у воспитанных людей:
— Людовик-Франсуа Аркур. Для друзей — просто Луи.
— Казаков, Сергей, — улыбнулся капитан. — Старый знакомец господина Гильгофа. Надеюсь, этот факт вас не шокирует?
— Ничуть, — кивнул я. — Мы с доктором подружились.
— Отлично! У меня еще полно дел, а вы наверняка хотите побыстрее оказаться на свежем воздухе? Франц?
— Слушаю, герр гауптманн, — послышался из невидимых динамиков старческий хриплый голос с германским акцентом.
— Трап по левому борту, зона безопасности вокруг корабля — сто метров.