В дополнение к обычным припасам, характерным для большинства плаваний по Средиземному морю (вино, вода и оливковое масло, сухари и мука, вяленая свинина и соленая рыба), адмирал погрузил большой запас безделушек, которые он надеялся обменять на азиатское золото и пряности[56]. Три каравеллы устремились по знакомому маршруту к Канарским островам. Оказавшись там, их капитаны пополнили запасы провизии и провели текущий ремонт, надеясь, что кораблям хватит прочности на поход, который, похоже, должен был стать самым продолжительным в истории человечества плаванием в открытом море. На «Пинте» был заменен руль управления, а «Нинью» Колумб приказал переделать под прямые паруса, которые обладали большей эффективностью посреди океана. Затем он дождался попутного ветра, который подул утром 6 сентября, и пошел от острова Иерро прямо в неизвестность[57].
Адмирал был полон решимости держаться курса на запад до тех пор, пока не достигнет суши. Наиболее логичным способом сделать это, следуя тогдашней навигационной практике, было держать постоянным угол возвышения солнца днем, а Полярной звезды – ночью. Но Колумб был также полон решимости собрать как можно больше доказательств в подтверждение своих теорий. Он не только использовал карту (что было совершенно бессмысленно в неизведанных морях), но и пытался снимать показания широты, проверяя их по замерам продолжительности солнечного дня. Он явно ожидал, что сможет доказать свою правоту в том, что касается относительно небольшого размера земного шара. Ошибки, которые он допустил в своих расчетах, связаны с его методикой определения продолжительности дня по длительности солнечных периодов с последующим занесением этой предполагаемой широты в карты, которые он подготовил на основе книги Пьера д'Альи Ymago mundi («Картина мира»)[58].
Но Колумб не был совсем уж безумцем. Он также внимательно следил за Полярной звездой и провел серию тщательно задокументированных наблюдений за разницей между направлением, указанным стрелкой компаса, и направлением на Полярную звезду. Он, разумеется, был прекрасно осведомлен о небольших склонениях к востоку, которые давно наблюдались в Средиземном море; но затем, 13 сентября, он зафиксировал небольшое склонение в обоих направлениях. С 17 сентября он начал замечать сильные и крайне озадачивающие склонения к западу. Его первой реакцией было попробовать начать снимать показания, когда Полярная звезда находится в крайне западном положении. Наконец 30 сентября с убежденностью столь же сильной, сколь ошибочными были его выводы, он записал, что «[Полярная] звезда, как и прочие звезды, движется, тогда как иглы [компаса] всегда показывают верно»[59].
Этот не терпящий возражений тон скрывал мучительные сомнения, которые уже некоторое время мучили адмирала. Начиная примерно с 10 сентября, чтобы успокоить свою команду, которая с каждым днем все сильнее нервничала и подавала признаки назревающего мятежа, он подделывал судовой журнал, намеренно сокращая расстояние, которое прошли каравеллы. Когда 22 сентября на суда обрушился встречный ветер, он облегченно выдохнул: «Мне пришелся кстати этот противный ветер, потому что мои люди очень тревожатся, решив, что в этих морях не дуют ветры [благоприятные] для возвращения в Испанию»[60]. Это, однако, мало утешило команду, у которой были веские причины ставить под сомнение веру адмирала в «карту островов» и которая уже не раз горько обманывалась, ожидая скорой встречи с берегом. В начале октября у Колумба состоялась напряженная беседа с Мартином Пинсоном, с каждым днем испытывавшим все большее давление со стороны команды, которую в основном набирал он сам. Пинсон прекрасно понимал, что, по расчетам адмирала, к этому времени они уже должны были выйти к земле. Он уговаривал Колумба сменить курс на юго-западный в надежде найти «остров Сипанго». Поначалу Колумб отказывался, аргументируя это тем, что «лучше сперва идти к материковой земле»[61]. Если бы он в конце концов не уступил Пинсону, каравеллы унесли бы их к Флориде, и это была бы совсем другая история. В реальности же после наблюдения за полетом стаи морских птиц 7 октября Колумб взял курс на юго-запад. Наконец в два часа пополуночи в пятницу, 12 октября, когда люди были на грани отчаяния, из вороньего гнезда «Пинты» донесся истошный крик «Земля, земля!», и команды всех трех судов отреагировали на него вздохом облегчения и благодарственными молитвами Богу[62].