То, что им все меньше нравились планы Колумба, вполне укладывалось в логику едва формировавшейся тогда имперской политики, которая на ранних своих этапах несла все признаки влияния нового духовника Изабеллы, сурового францисканского реформатора Франсиско Хименеса де Сиснероса. В январе 1495 г. он сменил кардинала Педро Гонсалеса де Мендосу на посту архиепископа Толедо и примаса Испании. Новый прелат внял доводам Родригеса де Фонсеки (который, как мы знаем, сам в то время готовил флот для отплытия на Эспаньолу), что Колумбу доверять нельзя[92]. К тому времени Фонсека был назначен епископом Бадахоса и с удовольствием смотрел на Колумба свысока – как на типичного генуэзского купца, стремящегося использовать полученную от монархов монополию для приумножения личного состояния за счет богатств Востока. Разделяя распространенное тогда мнение, Фонсека считал, что амбиции Колумба представляют собой явную угрозу интересам подавляющего большинства потенциальных переселенцев, не говоря уже о попрании существующих правил. Как мы видели, при заселении вновь открытых земель люди предпочитали придерживаться проверенных норм, выработанных во время Реконкисты и колонизации Канарских островов[93]. Колумб же, напротив, казалось, вообще не понимал идеи полагаться при освоении Эспаньолы на существующие модели управления, которые большинство кастильских поселенцев инстинктивно пытались воспроизводить на новых территориях, то есть на вековую традицию проживания в самоуправляемых городах со всеми подразумеваемыми этим гражданскими правами[94].
Это помогает объяснить неоднозначное и парадоксальное отношение к Колумбу со стороны Изабеллы и Фердинанда. Сопоставив его достижения и обещания с жалобами на него, монархи решили – к большому облегчению Колумба, – что чаша весов склонилась в его пользу. Они не только подтвердили привилегии, предоставленные ему в 1492 г., но и с пониманием отнеслись к его планам как можно скорее вернуться на Эспаньолу. Они предложили ему возглавить флот из 8 кораблей и поддержали идею продолжить исследование новых земель – то, чего Колумб и сам очень хотел[95]. С другой стороны, монархи не горели желанием спорить с Фонсекой, не хотевшим допускать какие-либо новые путешествия прямо сейчас.
В результате Колумб провел следующие несколько месяцев, следуя по Испании за королевским двором из Бургоса в Вальядолид, Тордесильяс и Медину-дель-Кампо и пытаясь отстоять перед государями свою точку зрения. Он с нескрываемой горечью сетовал, что «клеветническая молва» по поводу его предприятия и, как следствие, его «умаление» стали результатом исключительно того, что он сразу же не отправил в Испанию «груженные золотом корабли». По его мнению, это было возмутительно. Его обвинители сознательно закрывали глаза на многие проблемы, с которыми он столкнулся. Вот почему он решил лично явиться ко двору: только так он мог, заявлял он в типичном для себя решительном стиле, «доказать разумность всего совершенного» им. Его одержимость поиском пути в Азию снова дала о себе знать, когда он заверил своих государей, что в скором времени последует и золото, поскольку он видел те самые земли, где Соломон добывал свои бесчисленные богатства и которые «ныне находятся во владении ваших высочеств на Эспаньоле». Новые земли фактически являлись другим миром, «в котором с большими трудностями подвизались римляне, Александр и греки, стремясь завладеть им»[96].