Благодаря одному из знакомых Колумба – генуэзцу Агостино Джустиниани, проведшему много лет в Испании, прежде чем в 1487 г. присоединиться к доминиканскому ордену, а затем стать епископом Неббио на Корсике, – мы имеем некоторое представление о душевном состоянии адмирала в то время. В заметке на полях одного из псалмов он кратко изложил биографию Колумба и выразил убежденность, что его открытия подтвердили как минимум одно библейское пророчество. Точно так же, как царь Давид скопил богатства, которые позволили Соломону построить Первый храм, писал Джустиниани, Колумб теперь обеспечит золотом испанских монархов, чтобы они отвоевали святые места. В сознании Колумба его путешествия были полностью подчинены этой предопределенной свыше цели: открытые им земли должны были вернуть на путь истинный Старый Свет[132].
К началу 1502 г. стало казаться, что политика Фонсеки по снаряжению исследовательских экспедиций в обход монополии Колумба могла быть ошибкой. Ни одна из этих экспедиций не принесла ощутимых результатов, а конкуренция привела к еще большему соперничеству и напряженности. Первоначально надежды были связаны с путешествием одного из остававшихся в живых братьев Пинсон, Висенте Яньеса, который в январе 1500 г. добрался до севера Бразилии. В следующем году экспедиция во главе с Луисом Велесом де Мендосой предположительно достигла устья реки Сан-Франсиску, лежащего между современными Ресифи и Сальвадором, но эти земли находились явно не на кастильской стороне демаркационной линии, а портить отношения с Португалией, которая уже активно исследовала этот регион, никто не стремился. Стало ясно, что впредь все кастильские исследовательские предприятия должны были быть направлены на запад и север от Эспаньолы. Колумб посчитал это удачным моментом, чтобы предложить организовать свое четвертое плавание. А поскольку Изабелла и Фердинанд осторожничали и не торопились с решением, он начал искать поддержку на стороне. В феврале 1502 г. он написал самому папе Александру VI, сообщив, что открыл 14 000 островов и установил местонахождение Эдемского сада. Он также откровенно поделился с папой своими планами по завоеванию Иерусалима, чему в огромной степени должно было способствовать владение Эспаньолой – островом, который он теперь ассоциировал с «Киттимом, Офиром, Офазом и Сипанго»[133]. Призывая папу отправить в недавно открытые земли достойных миссионеров, Колумб старательно избегал любого упоминания patronato real, которым этот же самый папа наделил Изабеллу и Фердинанда после завоевания Гранады, даровав им полную власть над церковными делами на любой территории, которую они могли завоевать. Если бы папа Александр каким-то образом прислушался к этим просьбам, письмо Колумба было бы не чем иным, как актом предательства испанских монархов. Его видимая готовность пойти на такой риск была, вероятно, связана с недавно полученным известием о собранной и ожидавшей его на Эспаньоле крупной партии золота, на которое он имел право[134]. Он также заручился значительным кредитом от генуэзских банкиров из Севильи, а 2 апреля отправил откровенное письмо в банк Сан-Джорджо в Генуе, в котором заверил своих соотечественников: «Хотя тело мое здесь, мое сердце всегда будет в Генуе». В этом письме имелись и осторожные жалобы на то, как с ним обращались испанские монархи, а внизу стояла подпись, где он в несколько преувеличенных оборотах титуловался «адмиралом Моря-океана и вице-королем и генерал-губернатором островов и материковой части Азии и Индий»[135].
Жалобы адмирала имели под собой вполне реальные основания. Еще в сентябре 1501 г. Изабелла и Фердинанд сместили его с поста губернатора Эспаньолы. 13 февраля 1502 г. новый губернатор Николас де Овандо отбыл на остров с большим флотом. Это означало, что путь на Эспаньолу для Колумба был отныне закрыт. Вдобавок монархи настояли на том, что, если адмиралу будет разрешено отправиться в четвертое плавание, он не должен останавливаться на Эспаньоле и предпринимать что-либо, что могло бы угрожать авторитету Овандо[136]. Неудивительно, что Колумб чувствовал себя жестоко оскорбленным. Как видно из написанной для пущей вычурности от третьего лица петиции, которую он составил в тот же период, Колумб непреклонно стоял на том, что титулы адмирала, вице-короля и губернатора были присвоены ему «и никому другому». Это казалось ему вопросом элементарной справедливости. В самом деле, продолжал он, ни один другой человек не стал бы «подвергать себя таким страданиям и так сильно рисковать», чтобы обеспечить удовлетворительное завершение всего предприятия[137].
133
Фрагменты Библии, связанные с этими ассоциациями, – это Бытие 10: 4 и Исаия 23:12. См.: Felipe Fernández-Armesto, ed.,